[perfect-shotgun]

спустя хуй знает сколько времени я доношу остатки с зфб
поскольку фикбук ебнулся, китобойские драбблы там будут появляться с опозданием, но туда я их тоже донесу!


Название: and I saw myself staring back again
Размер: драббл, 481 слово
Игра: HITMAN 2
Пейринг/Персонажи: Агент 47/Субъект 6
Категория: слэш
Жанр: повседневность? хёрт-комфорт?
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: все однажды срываются, но Сорок Седьмой даже это делает не по-человечески.
Примечание: постканон, "селфцест в пятой степени"(ц), авторская пунктуация
Фикбук: [x]

Сорок Седьмой просыпается, хватая воздух ртом, рывком сбрасывает себя с постели; одеяло путается вокруг его ног, обвивает, мешая двигаться. Он выворачивается одним стремительным движением. Вместо одной комнаты он все еще видит другую, и призрачная хватка на его горле не спешит разжиматься — чужая ладонь, легко обхватившая тонкую мальчишескую шею, чужие жесткие пальцы; как ни старайся, не вырваться.
Он старается. Он старается каждый раз.
Что-то сжимается в его груди, скребет изнутри по ребрам, по заходящемуся сердцу — так похоже на страх, так похоже на адреналин. Частое, тяжелое, хриплое дыхание, мечущийся по комнате взгляд
(опасность опасность опасность опасность
враг рядом так близко так близко
где?);
он вдыхает, потом выдыхает. И снова. И снова. Медленно, медленно; адреналин горит в его крови, память горит в его голове,
и что-то движется в темноте. Кто-то движется в темноте.
Это мужчина — высокий, крепко сложенный; широкие плечи, длинные ноги, короткие темные волосы, тускло блестящий нож в ладони. Сорок Седьмой не видит лица, но ему и не нужно. Ему не страшно — только жаль, что не дотянуться до оставленного под подушкой пистолета; он поднимается на ноги одним плавным движением, напряженный, готовый к драке, готовый ко всему,
и вспоминает — он давно не ребенок, он не в Институте, это не Янус, —
и узнает.

Шестой делает два шага вперед, в поток лунного света.
— Кошмар, — говорит он, и это не похоже на вопрос.
Сорок Седьмой качает головой. Его дыхание спокойно и ровно, и сам он спокоен, но сердце все еще стучит слишком гулко, слишком часто; раньше такого не было, думает он.
Или я просто не могу вспомнить.
— Воспоминание, — поправляет он и, помедлив, опускается на край кровати. Шестой смотрит на него, не двигаясь. — Я отвык от снов.
Шестой кивает и не спрашивает, что ему снилось, или что он вспомнил, или о чем-то еще. Шестой просто смотрит, пристально и будто немного встревоженно, скрестив руки на груди. Он одет так, будто и не ложился, он выглядит так, будто что-то выдернуло его из постели — растрепанные волосы, смятая футболка; снова уснул в кресле, решает Сорок Седьмой, и от этого в груди разливается опасное, давно позабытое тепло.
Сорок Седьмой не отводит взгляд. Шестой делает шаг вперед, и лунный свет отражается от лезвия позабытого ножа; ты в порядке, спрашивает Шестой одним взглядом, и Сорок Седьмой отвечает ему так же — я не знаю. Что-то в его голове, смутное, неуловимое, покрытое дымкой, шепчет — это так похоже на детство, это так похоже на юность. Сорок Седьмой не думает об этом.
Он не знает, что заставляет его подняться с кровати и шагнуть навстречу.
У Шестого жесткие губы и колкая щетина, и он застывает, когда Сорок Седьмой целует его — невинное, когда-то привычное прикосновение, — но в его взгляде удивление смешано с осознанием. Некоторые вещи им обоим всегда было сложно сказать вслух; это "спасибо, что беспокоишься за меня", это "не стоило", это "я в порядке", это "я помню", и Сорок Седьмой все еще смотрит ему в глаза,
даже отстраняясь.
— Иди спать, — говорит он.

В следующий раз ему снится совсем не Янус.


Название: fated, faithful, fatal
Размер: драббл, 260 слов
Игра: Dishonored
Пейринг/Персонажи: Дауд, Рульфио, ОМП-Китобои
Категория: джен
Жанр: slice of life
Рейтинг: G — PG-13
Краткое содержание: все началось с них четверых
Примечание: преканон
Фикбук: [x]

Все начинается, когда Дауд еще молод и полон сил, а не горечи. Они встречаются в пабах, в подворотнях, под мостами — там, где никто не будет их искать; они не хотят изменить мир и не горят вдохновением, и каждый ищет что-то свое. Рульфио старше всех них и умеет только убивать, Генри нужны деньги, Монтгомери — признание (хотя бы такое), а Дауд... что ж. Наверное, можно сказать, что Дауду нужно все это, и еще — знания.
Дауд, серконский сирота, убийца и вор, двигается неслышно и стремительно, и может больше, чем все они. Никто из них не думал всерьез, что Чужой в самом деле существует, что это не просто аббатские байки — а теперь каждое воскресенье встречаются с одним из его отмеченных, и каждый видит, как что-то горит в его глазах. Решимость, думает Рульфио; преданность, думает Генри; интерес ученого, думает Монтгомери. Каждый из них прав, разумеется.

Как нам за тобой угнаться, ворчит Рульфио однажды, отмывая руки в Ренхевене — они по локоть в воде и крови, и на мундире тоже остались пятна. Ты со своей магией пролезешь куда угодно, и лучшие заказы тоже будут твои; разве это честно? Дауд качает головой — разумеется, нет, но мир вообще не слишком честен. Я придумаю, что можно сделать, говорит он
и сдерживает обещание.
Никто из них не хотел быть уличным головорезом. Наемные убийцы — гораздо лучше.

Однажды солдат обнаруживает себя правой рукой Клинка Дануолла. Однажды младший сын мелкого аристократа понимает, что устал убивать. Однажды натурфилософ, так и не окончивший академию, становится врачом самой известной банды в столице Империи.
Серконский же сирота всаживает свой меч в сердце императрицы, и это становится началом конца.


Название: речное дно
Размер: драббл, 336 слов
Игра: Dishonored
Пейринг/Персонажи:

спойлер

нех!ОМП-Китобой, упоминаются другие Китобои и Дауд
Категория: джен
Жанр: хоррор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: далеко не все китобои задорно вжухают по крышам; некоторым больше нравится убивать из воды
Примечание:

спойлер?

автор хэдканонит, что в Пандуссии и не такая хуйня водится

Китобои избегают Ричарда так же, как Ричард избегает Китобоев. Все свободное время он проводит в лазарете — впрочем, и не свободное тоже: док учит его, как бинтовать и зашивать раны, вправлять суставы, фиксировать переломы. Док учит его, как лечить, потому что ему нужен помощник; док не боится его и не пялится, и Ричарду нравится его компания.
Ренхевен, грязный, пахнущий гниющими водорослями и китовьей кровью Ренхевен нравится ему не больше, чем другим. Он скучает по морю. Иногда он спускается к реке и думает — однажды я вернусь туда, однажды я вернусь домой; потом, вздохнув, поднимается на ноги. Доку нужна помощь. Доку всегда нужна помощь.

Иногда Дауд приходит к нему и говорит — для тебя есть работа, Ричард. Раз в полгода, иногда чаще, иногда реже; Ричард беспокойно двигает челюстями под маской, и Дауд не отводит взгляд. Дауд тоже его не боится, иначе Ричард не остался бы здесь так надолго (иначе Ричард не остался бы здесь вообще); поэтому он кивает, поэтому он слушает. Как выглядит цель, как двигается, чем пахнет. Иногда Дауд приносит ему чужие вещи, и Ричард зарывается носом в окровавленные тряпки, в старую одежду, в обрезки волос; это помогает. Он еще ни разу не ошибся.
Потом он спускается к реке и раздевается, оставляет одежду на удобном высоком камне. Потом он ныряет и открывает глаза в мутной воде, и вдыхает, привыкая — медленно, медленно, каждый раз как в первый. Он всегда говорит себе, что должен плавать чаще, но где найти время?
Цель всегда ждет его у воды — на берегу, на набережной, на причале. Ричард замирает у дна, смотрит снизу вверх, выжидая; Дауд всегда описывает одежду, чтобы он случайно не ошибся, но Ричард никогда не ошибается.
Когда цель подходит ближе, становится неосторожной, Ричард утаскивает ее под воду. Так охотились его предки, так до сих пор охотится его народ; он держит добычу у дна, не давая ей всплыть, и она бьется, и бьется, и бьется, а потом — замирает, и он разжимает руки. Конечно, тело найдут. Позже. Гораздо позже.

Неудивительно, что Китобои избегают его. Ричард их, впрочем, не винит.
Они ему тоже не слишком нравятся.


Название: немного любви
Размер: драббл, 294 слова
Игра: Dishonored
Пейринг/Персонажи: китобой/китобой
Категория: слэш
Жанр: херт/комфорт
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: упоминаются пытки
Краткое содержание: они друг друга стоят
Примечание: один из персонажей - герой драббла "речное дно"; авторская пунктуация

Почти все Китобои считают Рича опасным. Диким зверем, варваром с побережья Пандуссии, чем-то нечеловеческим и непонятным; его избегают, а попадать в лазарет избегают еще больше. Мало ли, что он может сделать с пациентами, пока док не смотрит? Некоторые так шутят, некоторые говорят всерьез. Марко не делает ни того, ни другого.
Глаза Рича над повязкой, закрывающей рот — темные и выразительные, определенно человеческие. Он редко снимает перчатки, скрывая нежные перепонки между пальцами, но руки у него человеческие тоже, изящные, как у врача или художника; почти никто и никогда не видел его без одежды, но его кожа — пятнистая, как у тюленя. Все это — причины бояться или ненавидеть;
но Марко любит его всем сердцем (тем, что от него осталось).
Сам Марко — срезанные в приступе ярости волосы, сжатые кулаки, ногти, впившиеся в ладонь, шрамы от пыток и когда-то пробивших кожу костей, плохо заживших переломов. Марко — это "не подкрадывайся к нему, шуми, когда подходишь", до сих пор не ушедшие кошмары, дрожь от одного вида смотрительского знамени. Кто-то обращается с ним, как с хрустальным, кто-то притворяется, будто все в порядке. Марко едва не искалечил Ринальдо, подошедшего к нему со спины, Марко криво ухмыляется, когда кто-то говорит о Верховном Смотрителе, Марко держит при себе двойную норму яда — просто на всякий случай. Просто чтобы не попасться снова.
Когда Марко ночует в лазарете, Рич поет ему колыбельные своего народа. Когда Марко просыпается с криком, Рич разжимает его кулаки и слизывает с ладоней кровь. Когда Марко опускается на его кровать, смотрит снизу вверх пусто и потерянно, Рич обнимает его и держит, пока Марко говорит.
Марко приносит ему лучшую рыбу, которую только можно украсть в городе, и хрустачьи жемчужины, и китовые кости. Это неравный обмен, но Ричу не нужно больше; попроси он — и Марко бы сделал что угодно
но Рич не просит.
Оно и к лучшему.


Название: hold you tonight
Размер: драббл, 388 слов
Игра: Dishonored
Пейринг/Персонажи: китобой/китобой
Категория: гет
Жанр: романс
Рейтинг: G — PG-13
Краткое содержание: немного китобойской романтики

Вечером они встречаются на крыше одного из домов рядом с жироварней. Заходящее солнце окрашивает небо над рекой в красно-оранжевый, и воды кажутся алыми; красиво, думает Акила и подпирает подбородок ладонью. На балконе наверху жироварни сидит другой китобой, и Акила не может разобрать цвет его формы, сколько ни щурится. Серый? Синий? Черный? Какая, впрочем, разница. Китобой делает вид, что не замечает его, но разглядывает крыши, и реку, и землю. Внизу стонут и бормочут плакальщики, еле слышно потрескивают хрустаки, а это значит, что все спокойно — никто не бредет по колено в воде, пытаясь добраться до них с Ренхевен, никто не затаился в развалинах;
все хорошо, и им не надо бояться.
Черепица похрустывает под чужими знакомыми шагами, и Кейт опускается рядом. В одной руке у нее маска, в другой — бутылка из темного стекла, какие иногда можно увидеть в богатых домах, и Акила усмехается, поворачиваясь к ней.
— Откуда взяла? — спрашивает он, и Кейт пожимает плечами:
— Разве это важно?
У нее — каштановая коса до лопаток, и голубые глаза, и светлая кожа, и что-то в лице так и кричит — смотрите, она тивианка; она нерешительно смотрит вниз, на плакальщиков, а потом — на маску в своей руке.
— Ты уверен, что это безопасно?
Она имеет в виду "мы точно не заразимся?", и Акила дергает плечом. Откуда он может знать?
— Нет ничего безопасного, — говорит он. — Но я принес эликсир Соколова, просто на всякий случай.
— А его ты откуда взял? — в ее голосе звучит усмешка, и он откликается:
— Разве это важно?

Они пьют прямо из горла, передавая бутылку друг другу. Акила не слишком любит алкоголь и слишком быстро пьянеет; Кейт же — спасибо тивийским корням, — даже не морщится.
— Как ты это делаешь? — спрашивает он наконец.
Она понимает, о чем он говорит, и ее губы изгибаются в насмешливой, но теплой улыбке. Они почти не работали вместе, но понимают друг друга с полуслова; про себя Акила думает, что это дар.
— Спасибо Мише, — говорит она и откидывается на спину, смотрит в сумеречное небо. Первые звезды блестят, как разбитое стекло. — После его хрустачьего самогона меня, наверное, уже ничего не проймет.
— Ты правда его пробовала? — Акила ложится тоже и, вытянув из поясной сумки запасной арбалетный болт, рассеянно крутит его в пальцах.
— Ты правда хочешь об этом поговорить? — отзывается она в тон. — Сейчас?
Наверное, нет, решает он и, приподнявшись на локте, тянется поцеловать ее.
Сидящий на балконе китобой все еще делает вид, что не замечает их.

****

Название: cut the vein and kiss it away
Размер: драббл, 530 слов
Игра: Dishonored
Пейринг/Персонажи: китобой/китобой
Категория: джен, гет
Жанр: бытовуха
Рейтинг: R – NC-17
Предупреждения: рейтинг за расчлененку
Краткое содержание: обычные китобойские будни
Примечание: персонажи - герои драббла "hold you tonight" из низкорейтинговой выкладки, но можно читать и отдельно

— Акила! — шипит Кейт из-под маски. Шепот, казалось бы, но Акила знает: если бы им не нужно было прятаться, от крика бы задрожали стекла. Несколько, может, даже вылетело бы — голос у нее всегда был мощный.
Потеки и пятна крови на стенах, даже немного на потолке; мокрые насквозь постельное белье и ковер; тяжелый запах наживо разделанного тела, пробивающийся даже сквозь маску. Само тело, лежащее на кровати — белая кожа, уставившиеся в потолок пустые глазницы, зажатый в зубах черный шарик кляпа, получасом ранее подхваченный со стола, выскользнувшие из глубокой раны на животе кишки. Акила смотрит на него сверху вниз и слушает, как медленно успокаивается сердце; в груди и горле медленно пульсирует холодное удовольствие.
— Ты опять? — шепчет Кейт все тем же тоном, подходя ближе. Она даже не пытается не наступать в лужи — все равно знает, что не получится, опять перемажутся оба, и форму придется чистить в два раза тщательней. — Сказано же было — чтобы опознали!
— А что, без глаз не опознают?
— Акила! — она встряхивает его за плечи. В черных стеклах ее маски отражается комната; на одной из стен он замечает картину в дорогой раме. — Пытайся сдерживать свою ебаную жажду крови хоть немного!
Он отворачивается. Картина напоминает ему раннего Соколова, и на ней почти нет пятен — если повезет, получится продать за половину настоящей цены; поэтому Акила снова достает нож, как может тщательно стирает с лезвия кровь. За его спиной Кейт что-то ворчит себе под нос — рассматривает труп, должно быть. Она давно привыкла к его странностям, но не смирилась; впрочем, этого Акила и не ждет.
Холст поддается легко — будто он каждый день вырезает картины из рам; закончив, Акила сворачивает его и прячет в подсумок, потом проверяет ящики стола. Безуспешно. Ничего дорогого, ничего ценного — бесполезные бумаги, новомодные механические ручки, книги, старые потертые наручники, несколько кляпов, маленькая плоская баночка без этикетки... бутылка виски. Вечно ему не везет.
— Откуда у тебя был Соколов? — бормочет он в пустоту.
— Может, подарил кто, — предполагает Кейт. — В награду. Продажные судьи, знаешь, больше вещами принимают... Рубашка на нем тоже не из дешевых. Была.
Он плохо различает ткани, особенно через перчатки, но все равно подходит и наклоняется проверить; сразу же отвлекается, впрочем. Тело лежит немного иначе, не так, как он его оставил — острые обломки костей торчат из предплечий чуть дальше, голова сдвинута, у раны на горле широко разъехались края, петли кишок сползли с коленей на пол. Кейт обыскивала, должно быть, вот и подвинула.
— Нашла что-нибудь полезное? — спрашивает он.
Кейт пожимает плечами:
— Ничего. Зато убедилась, что ты больной на всю голову и тебя надо сдать натурфилософам.
Он смеется над их привычной шуткой — чуть громче, чем стоило бы, — и тут же замирает. Кто-то идет по коридору; шаги тяжелые, уверенные, как у стражника. Акила слышит тихое бряцанье чужих ножен — или ему кажется, что слышит. Мертвая рука с переломанными пальцами, торчащими в разные стороны, почти касается его ладони.
— Окно, — шепчет он. — Быстро.
И еще:
— Я тоже тебя люблю.

Позже, много позже, уже на базе, Кейт стирает кровь с его лица и ворчит, как он ухитрился так вымазаться, в маске же был; он только улыбается и смотрит ей в глаза, и почти уверен — то, что он чувствует, и правда любовь.


Название: our passion is accurate
Размер: драббл, 600 слов
Игра: Hitman
Пейринг/Персонажи: Субъект 47/Субъект 6
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R – NC-17
Краткое содержание: бездуховная ебля в запертом купе
Примечание: написано по комиксу "Agent47: Birth of the Hitman", почти инцест, авторская пунктуация
Фикбук: [x]

Это происходит не в первый раз.
Запертое купе на четверых, задернутые шторы на окнах — они не хотят, чтобы их тревожили, они хотят остаться одни. Полумрак и ровный стук колес, сбивающееся дыхание, одежда на полках, нижних и верхних, и на полу — впереди еще несколько часов пути, и стоит провести время с пользой; они и проводят.
Нельзя шуметь. Нельзя оставлять следы. Нельзя, чтобы их заметили. Они так работают, и они так живут; смешно, если подумать.
Растяжка на двери, пистолет с запасными обоймами под подушкой — для хотя бы относительной безопасности; смазка и неаккуратно вскрытая упаковка презервативов на столе — на всякий случай. Обычно они обходятся руками или прижимаются друг к другу бедрами, толкаются навстречу, целуясь — быстрые, почти невинные прикосновения губ; но сегодня Шестого ранили, и он хромает, тяжело припадая на правую ногу, а значит, если он захочет...
Судя по хриплым, сдавленным стонам, по тому, как он разводит бедра — он хочет.
Это всегда происходит вот так — в относительной безопасности и анонимности, с оружием под рукой и так, чтобы остаться незамеченными. Сорок Седьмому нравятся следы укусов и кусать самому, но оставить синяки — значит, дать себя обнаружить, и он сдерживается; однажды терпение будет вознаграждено, думает он, однажды Институт будет уничтожен, и тогда...
Сорок Седьмой не уверен, что будет тогда. Но он терпелив, и он подождет.

Почти одинаковые обнаженные тела — безволосые, с гладкой светлой кожей, с бледными полосами и рубцами шрамов, со следами пуль, ножей и взрывов; Шестой любит прослеживать их губами и языком, кончиками пальцев, чувствовать различия — но это удается слишком редко. Обычно у них слишком мало времени.
Может быть, сегодня получится.
Он часто дышит, запрокинув голову и сжимая коленями чужие бедра, и подается навстречу осторожным, бережным прикосновениям. Сорок Седьмой целует его шею, ключицу, аккуратно прикусывает сосок, и Шестой выгибает спину. Сколько у нас времени, бормочет он, и Сорок Седьмой отвечает — около трех часов; значит, успеем, решает Шестой и просит — перевернись.
Они меняются местами, и теперь Шестой прижимает Сорок Седьмого к узкой полке. Простыни сбились, и в полумраке складки похожи на давно зажившие рубцы; Шестой наклоняется, плотно прижимаясь пахом к паху, и скорее чувствует, чем слышит чужой медленный выдох. Сорок Седьмой сдерживается, всегда сдерживается, но тем жарче становится от еле слышных стонов, от крепко сжимающихся пальцев — на простынях ли, на бедрах, неважно. Кадык судорожно дергается вверх-вниз, и Шестой, наклонившись, прижимается к нему губами — вернее, к тонкому, почти зажившему шраму прямо под ним.
Шея. Потом плечи. Потом грудь, живот, бедра; Сорок Седьмой вздрагивает от каждого поцелуя, невидяще глядя вверх, и его глаза в полумраке кажутся черными. Шестому нравится так прикасаться, Сорок Седьмому нравится, когда так прикасаются — все для взаимного удовольствия; брат, выдыхает он, приподняв голову, и смотрит на Шестого в упор.
Шестой понимает. Шестой всегда понимает.

Один палец, потом два, потом три. Одной рукой Шестой готовит себя — быстро и аккуратно, но нетерпение читается в каждом его движении, — другой опирается на чужое плечо; Сорок Седьмой ждет, медленно скользя по его члену кончиками пальцев, и Шестой крепко сжимает челюсти, чтобы не толкнуться в его ладонь. Не дразни, сдавленно шипит он, а через несколько секунд — давай, я готов;
Сорок Седьмой подхватывает его под бедра и переворачивается, чудом не упав на пол. Простыня сползает с полки почти окончательно, едва не утаскивая за собой и подушку, и обоймы с пистолетом — Шестой еле успевает подхватить их, сунуть подушку под поясницу. Пистолет остается лежать рядом с виском.
Наклонившись, Сорок Седьмой прижимается губами к губам, а затем подхватывает Шестого под бедра.

Потом они лежат рядом, тяжело дыша; прижимаются друг к другу, свернувшись, как коты — чтобы поместиться на полке. Сорок Седьмой прижимается губами к чужому затылку, Шестой целует пальцы обнимающих его рук.
У них есть еще час, чтобы привести себя в порядок. Они займутся этим чуть позже.


Название: и огни горят
Размер: драббл, 429 слов
Игра: Dishonored, Thi4f
Пейринг/Персонажи: Дауд/Гаррет
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: мужики ебутся, потом треплются
Примечание: модерн-ау, ER; авторская пунктуация
Фикбук: [x]

У Дауда сильные руки, широкие и шершавые ладони. Такие ладони выглядят идеально, когда обхватывают чужие запястья, узкие и бледные, или когда пальцы смыкаются на рукояти ножа; но его ладони лежат на бедрах Гаррета и не сжимают их. Только поглаживают, поторапливая.
Гаррет опирается на его плечи, его грудь — бледная кожа против загорелой, длинные тонкие пальцы, грязь под ногтями. Гаррет опускается и поднимается, то запрокидывая голову, то почти роняя ее на грудь — так, что волосы закрывают лицо. Вверх. Вниз. Снова вверх. Он стонет и сглатывает пересохшим горлом, кадык судорожно дергается; Дауд смотрит на него, плотно сжав губы, лежит неподвижно — только чуть подрагивают бедра. Ему хочется двигаться, Гаррет знает. Ему хочется перевернуть его и прижать к постели, но Дауд никогда так не сделает — не потому что Гаррет слишком тяжелый, нет.
Потому что сегодня Гаррету хочется именно так, а Дауд уважает его желания. Потому что завтра Гаррет будет работать. Потому что...
Ладонь Дауда накрывает его лицо, накрывает шрамы, и Гаррет вздрагивает и опускает голову. Дауд смотрит ему в глаза, и Гаррет видит в них что-то, для чего у него нет названия,
и на несколько долгих мгновений мир гаснет.

Придя в себя, он обнаруживает Дауда курящим у окна, одетым в один только распахнутый халат. Гаррет не уверен, откуда Дауд его достал; впрочем, это и неважно. В комнате полумрак — горит единственная свеча у изголовья, но этого хватает. На улице кто-то пьяно поет на три голоса, цокают по мостовой каблуки, и даже с кровати Гаррет видит Город — россыпь сияющих огней, золото фонарей, живое пламя. Приближается Летний Фестиваль, и Город готовится к нему.
— Я догадывался, что ты весь в работе, — звучит от окна немного невнятно, — но чтобы настолько?
Гаррет приподнимается на локтях, вопросительно глядя в чужую спину. В вечернее небо поднимается сигаретный дым.
— Ты уснул, — объясняет Дауд и тушит окурок в пепельнице. — Уже и пиццу привезли. Когда ты вообще успел ее заказать?
Из кармана халата торчит рукоять пистолета, черная на фоне темно-красной ткани; Гаррет помнит, что Дауд оставлял его на подоконнике.
— Надеюсь, ты не застрелил курьера.
Дауд пожимает плечами:
— Я не был уверен, что это курьер. Но его мне не заказывали, так что...
— Не стоит стрелять в человека, который принес тебе еду, — серьезно отвечает Гаррет. — Особенно если пол отмывать тоже тебе.
Дауд наконец поворачивается к нему, и развязанный пояс обоими концами прочерчивает по полу дугу. Даже в полной темноте Гаррет мог бы сказать, как Дауд смотрит на него: спокойно, почти тепло — так же, как на своих лучших учеников. Даже сейчас Гаррет знает, что его глаза смеются.
— Неважно, — он машет рукой и садится, откидывая одеяло; скрещивает ноги. — Задержишься еще немного? Хочу поужинать в приятной компании.

И Дауд задерживается.

****

Название: Фуга, господа
Задание: Праздник
Размер: драббл, 292 слова
Игра: Dishonored
Пейринг/Персонажи: китобои
Категория: джен, упоминается гет
Жанр: slice of life
Рейтинг: G — PG-13
Краткое содержание: в этот знаменательный день можно не только ебаться
Примечание: немного мата

— Говорят, женщина может сделать из ничего три вещи, — шутливо тянет Шон и ерзает, устраиваясь поудобней. Полуразрушенная стена — не лучшее сиденье, но он старается. — Салат, шляпку и скандал.

Галия окидывает его спокойным взглядом блестящих темных глаз; на ее лице пляшут разноцветные отблески далеких, беззвучных фейерверков.

— Значит, Миша не женщина, — отвечает она. — Потому что он из ничего может сделать еще и самогон.

Опустившись на корточки, она снова пытается поднять похрапывающее тело Миши на ноги; тот даже не думает просыпаться или помогать. Впрочем, хоть не сопротивляется — уже хорошо.

В свое время Миша перетащил свою самогонную хреновину в эти руины — соседи по казарме жаловались на шум, а из кухни его выгнали чуть ли не пинками, но отказаться от алкоголя было выше его сил; хобби, сказал он тогда и пожал плечами. Кто-то рисует, кто-то форму всей казарме зашивает, а он чем хуже?

Но кое о чем Миша все-таки не подумал.

— Опять дегустировал?

Галия кивает:

— Упился в говно. Фуга, чтоб ее... каждый год одно и то же.

На третий раз она наконец-то перехватывает Мишу поудобней и бесцеремонно закидывает на плечо, как туго набитый мешок или невезучего стражника. Шон смотрит и качает ногой, не собираясь помогать — Галия взрослая женщина и справится сама, да и предложение в духе "давай я дотащу твоего жениха до казармы", скорее всего, смертельно ее оскорбит.

— Не боишься, что...

— Блеванет — будет сам чистить, — Галия перебивает его, не дослушав. — А у меня запасная есть.

Шон присвистывает, запрокинув голову. Далеко — где-то над Клеверингом, похоже, — взрывается очередной фейерверк, алый, как мундир Верховного; над Башней раскрывают лепестки серебристо-синие астры, Часовая Башня окутана мягким золотистым сиянием. Дануолл празднует, пока может. Некоторые китобои празднуют вместе с ним.

— Ты восхитительная женщина, Галия, — искренне говорит Шон. — Понимаю, почему Миша выбрал тебя.

Вместо ответа она почти презрительно хмыкает и, сжав кулак, исчезает с тихим хлопком.