... Serkonos, vast and endless. The universe, contained.
Название: your expectations of 'pretty'
Размер: драббл (714 слов)
Пейринг/Персонажи: Алекс Вескер/adult!Наталья Корда
Категория: фемслэш
Жанр: неэротичное PWP, внезапный романс
Рейтинг: R
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними; куча закадровых и не только хэдканонов
Фикбук: [x]
читать дальшеНаталья возвращается домой ранним утром, скидывает в коридоре куртку и сапоги и идет прямиком в спальню. Она умеет ходить тихо, но сейчас ее ноги утопают в ковре, и вместо своих шагов она слышит чужие — звонкое цоканье каблуков.
Она устала, она не спала несколько суток, а значит, Алекс, разумеется, разумеется, придет. Алекс всегда поднимается из глубины в такие моменты и всегда пытается
пытается
пытается
Получается ли у нее? О да. Несомненно. У кого из них?
Когда она входит в комнату, Алекс стоит у окна, прислонившись к стене плечом. Ждет ее. Холодный зимний рассвет окрашивает комнату в нежно-розовый; Алекс смотрит ей в глаза, долго и внимательно.
Не здоровается. Она никогда не здоровается. Она всегда здесь.
Наталья садится на край кровати, смотрит на Алекс — просто смотрит, без выражения
(она так думает);
Алекс выглядит как она, всегда выглядела как она, но куда женственней, куда изящней. И волосы у Алекс всегда светлые. Еще нее очень хищная, острая улыбка, и она всегда показывает зубы; Алекс знает, о чем она думает, потому что всегда здесь, всегда с ней, всегда в ее голове. Алекс пересекает комнату быстрым шагом, молча, и Наталья знает, что сейчас будет; Алекс толкает ее в грудь, и
Наталья знает, что падает сама, что нет никакой чужой ладони под ее ключицами; говорит себе, что сама так захотела, что все под контролем.
Правда в том, что она чувствует толчок.
Как вы живете в одной голове с сумасшедшей ученой? Отлично, пока она не пытается меня убить.
Алекс забирается сверху, устраивается на бедрах, крепко прижимает ее запястья к подушке (жесткая хватка, как наручники, только хуже); молчит, только глаза поблескивают — знакомо, знакомо.
— Тебе идет камуфляж, — говорит Наталья, чтобы заполнить паузу, и не сопротивляется.
Алекс смотрит на нее, а потом
смеется
смеется
смеется.
Они целуются как в последний раз (как обычно); Алекс прокусывает ей губу, а потом слизывает кровь — так долго и тщательно, что Наталья почему-то начинает задыхаться. Ее руки дрожат, когда она раздевает Алекс, стягивает сначала свитер — зеленый, в черных пятнах, — потом штаны, потом, ругаясь не то шепотом, не то про себя, пытается расстегнуть чужой лифчик. Алекс не нужно удовольствия, только подчинение, а Наталья предпочитает раздеваться перед сексом. Маленькая попытка удержать ситуацию под контролем.
Алекс улыбается, все еще прижимаясь своими губами к ее, и выпрямляется. Медленно, медленно сползает с ее бедер; медленно, медленно расстегивает ремень.
А потом одним рывком спускает штаны вместе с бельем до колен.
Сопротивляться бесполезно. Она и не пытается.
Алекс трахает ее пальцами — долго, издевательски долго, пока она не начинает совершенно непристойно скулить и царапать попеременно простыни и чужую спину; скажи это, говорит Алекс, это же так просто, всего два слова, только два слова, "я твоя"
— Иди ты, — огрызается Наталья непослушными губами и смеется сквозь стон, — в пизду.
Чем дольше она смотрит на Алекс, тем отчетливее видит на своем лице не-свои черты. В детстве это пугало ее, но не сейчас, только не сейчас: это значит, что все под контролем. Что она контролирует ситуацию. Что она может заставить Алекс исчезнуть, если захочет.
Протянув руку, она тянет Алекс за тяжелую косу, заставляет наклониться; целует — долго, долго, почти нежно, пока Алекс не выдыхает в ее губы и не дергает рукой как-то по-особому, и
Наталья задыхается, кусает свои и чужие губы в попытке сдержать стон, и
целует ее
целует ее
целует ее,
и сама не замечает, как успела зажмуриться.
Она знает, что Алекс боится. Что Алекс торопится. Что несколько лет назад Алекс мучила бы ее, пока не получила бы, что хотела (поэтому несколько лет назад они и не трахались).
Она знает, что скоро не будет ни Натальи, ни Алекс — они срастаются уже двадцать лет, так медленно, так неотвратимо; это уже не пугает ее. Больше нет.
Но Алекс? Алекс боится.
Когда она открывает глаза, Алекс уже нет. Нет нужды осматривать комнату — Наталья знает, просто знает, что Алекс не прячется ни в складках штор, ни в шкафу, ни на потолке
(после того случая она с месяц не могла спать нормально — все видела эти немигающие глаза, изогнутую шею, алые, алые губы; просто кошмар, конечно, но от этого не легче).
Она медленно раздевается до конца, скупыми движениями скидывает одежду на пол и смотрит в потолок из-под ресниц. Она устала. Она так устала. Наверное, стоит подумать об этом утром — если она вообще захочет о чем-то думать
(если она вообще это вспомнит).
Сквозь накатывающий сон она чувствует теплые руки, обнимающие ее, прижавшиеся к шее мягкие губы; значит, все в порядке.
Название: Poison
Размер: мини (1135 слов)
Пейринг/Персонажи: Джессика Шерават/Рейчел Фоули
Категория: фемслэш
Жанр: юст, флафф, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: влюбленность с первого взгляда и на неопределенный срок
Фикбук: [x]
читать дальшеОни знакомятся настолько случайно, что это даже не смешно: какой-то праздник, толпа, шум и хохот, бокал шампанского — или два, или три, или пять, или больше, Рейчел не помнит, она всегда пьянела быстро; куда более трезвый Реймонд вздрагивает и утыкается взглядом в стол, когда к ним подходят его — их, — сослуживцы, а Рейчел опирается на его плечо и все смеется, а потом как-то оказывается на плече у той девушки. Милая, говорит она, ты такая милая, и Рейчел смеется снова, а от девушки почему-то пахнет яблоками — слабо, совсем непохоже на духи, — а потом ее ведут в казарму, обнимая за талию, и смеяться уже не хочется, хочется целоваться, но девушку она так и не целует, только нервно облизывает губы и почти повисает на ее плече.
Утром она кое-как добредает до душа, утыкается лбом в стену и вздрагивает от льющейся на голову прохладной воды; она все помнит, но как-то обрывками, и на нее не косились, пока она шлепала босиком через всю казарму — значит, все в порядке.
Джессика, вспоминает она, выключив воду. Ту девушку звали Джессика.
Она и не знала, что может влюбиться так, совершенно по-дурацки, не зная о человеке ровным счетом ничего, кроме "она красивая"; оказывается, Джессика все это время была совсем рядом, и не обращать на нее внимание невозможно, остается только как-то сдерживать себя.
Не прикасаться. Не смотреть открыто и долго.
Это не может быть настолько сложно.
А потом она ловит себя на том, что не смотрит на Джессику вовсе, и это слишком заметно, и она понимает это, но просто не может себя заставить — кажется, что иначе просто набросится на нее с поцелуями; по ночам она грызет подушку и просыпается с зажатым между бедер одеялом, и снится ей, боже милосердный, что ей снится, холодный душ после этого как раз кстати, и ей кажется, что Джессика все это прекрасно понимает, но просто не получается перестать.
Ее окликают в тренировочном зале, когда она отдыхает перед очередным подходом, сидя скамейке нога на ногу, в растянутой футболке и старых камуфляжных штанах; Джессика подходит к ней со спины, хлопает по плечу:
— Будешь пить, милая?
На ней простая белая майка, и вырез окажется прямо напротив лица Рейчел, стоит только повернуть голову; Рейчел благодарит дурацким, пришибленным шепотом, и ей хочется плакать от всей очевидности ситуации — влюбленная, влюбленная дура, что ей все неймется, как же жалко она сейчас выглядит!
Джессика садится рядом, прижимается боком к боку, передает воду из рук в руки, и они задевают друг друга пальцами; у Джессики даже маникюр, кажется, идеальный, и от этого хочется плакать еще сильнее.
Ее треплют по плечу и уходят в другой конец зала, к турнику; Рейчел пьет и наблюдает, как мышцы двигаются под чужой кожей, как шевелятся шрамы, старые и свежие, как задирается майка, открывая живот — через него тоже идет шрам, и Рейчел отстраненно думает, что сейчас захлебнется к чертям собачьим.
Пара слов тут, прикосновение там; Рейчел кажется, что Джессика приручает ее, но не может сама прикоснуться в ответ, и еще она не может признаться себе, что хотела бы спать как можно дольше, потому что во сне Джессика рядом постоянно, и еще — потому что там можно вести себя совсем иначе, и что ей стыдно за это желание.
Однажды вечером в тренировочном зале Джессика ловит ее взгляд и с улыбкой принимается рассказывать о своих шрамах; кроме них, нет никого, за окнами темно, дверь заперта изнутри, и когда Джессика тянет майку вверх, Рейчел сглатывает, гулко и громко — ей кажется, что это слышно во всем корпусе, но Джессика не обращает внимания, ведет пальцем по темной полосе, пересекающей живот, и у Рейчел сердце колотится где-то в висках или горле, потому что это слишком красиво и слишком страшно, чтобы она могла реагировать иначе.
Через несколько недель ее ловят за плечо на выходе из магазина, она вздрагивает и оборачивается; конечно, кого еще она могла увидеть, как не Джессику? Совершенно неудивительно.
— Пойдем ко мне? — смеется она, и у Рейчел уходит секунда, чтобы приказать себе не надеяться, и еще секунда, чтобы кивнуть. Она знала, что у Джессики есть квартира в этом городке, так что... почему нет, когда у них все равно отпуск?
Квартира встречает их тишиной и темнотой — уже сумерки, а окна выходят на восток; Джессика щелкает чайником, мурлычет что-то про "переоденусь" — Рейчел хочет слышать слова, а не интонации, но деться ей некуда, — и уходит в комнату. На столе уже стоят две чашки, заварочный чайник ютится в углу плиты; Рейчел подходит ближе, приподнимает крышечку — черный. Как она любит.
Джессика выходит на кухню аккурат к щелчку чайника, бормочет что-то про "плохую хозяйку, мама была бы расстроена" — Рейчел и рада была бы послушать, но у домашней футболки оказался неожиданно (ожидаемо, если знать Джессику) глубокий, чуть съехавший вырез, открывающий кружева — черные кружева, Рейчел приходится сосредоточиться, чтобы отключить свое слишком богатое воображение.
Они пьют чай и неспешно беседуют — когда-то, недели назад, ей казалось странным, что Джессика так умеет, — о мирной жизни, обо всем подряд, Джессика не любит говорить о работе, и Рейчел прекрасно ее понимает; она все улыбается и улыбается, и господи, какие у нее губы, остается только незаметно кусать щеку изнутри, чтобы не потянуться поцеловать, и вырез у нее съехал еще сильнее, почти на плечо, и она прекрасно знает об этом, так что говорить попросту глупо.
Так странно. Будь это кто-то еще, она сказала бы, что ее соблазняют, будь это с кем-то другим, она бы повторила это гораздо громче; а сейчас ей страшно, потому что вдруг нет? вдруг она ошибается?
Вода в чайнике заканчивается, Джессика встает налить еще; только она замирает рядом и смотрит сверху вниз, и Рейчел облизывает губы непослушным языком — во рту внезапно стало сухо, очень сухо.
А потом ее целуют; чайник с грохотом падает на стол, но им обеим решительно все равно.
До постели они добираются быстро — очень быстро, за несколько полных сумбурных поцелуев минут. Рейчел даже не уверена, кто этого захотел — она никогда и ни с кем не спала на первом свидании, она трижды подумала бы, предложи ей кто-нибудь; но Джессика? Джессика особенная. От Джессики пахнет мятой, вишней и чем-то уже почти привычным, чем-то естественным — ей самой, наверное. Рейчел не думает об этом. Ей не до того.
Она стягивает с Джессики футболку и замирает в нерешительности. Край кровати давит ей под колени, от вспыхнувшей нежности дрожат руки и что-то под ребрами;
Джессика мягко толкает ее в грудь, и Рейчел послушно падает.
Что было дальше, Рейчел запоминает смутно — поцелуи и легкие укусы, чужие губы и язык, кожа к коже; чужие ладони, ласково, но настойчиво разводящие ее бедра, тихий шепот,
умение и настойчивость, с которыми Джессика вылизывает ее изнутри.
Потом они лежат в обнимку, и Рейчел вспоминает, как это — дышать. Наверное, это ничего не меняет, думает она. Она так мало знает о Джессике и не хочет гадать о ее мотивах; они поцеловались, они переспали — все просто.
Джессика мягко прижимается губами к ее плечу.
— Ты думаешь слишком громко, — бормочет она. — Перестань. Сейчас полежим, и я сделаю тебе кофе. Или чай. Что захочешь, моя хорошая.
Рейчел поворачивает голову, утыкается лицом в чужие волосы.
Может, все не так уж и плохо.
Название: like an empty head with a thousand eyes
Размер: мини (1016 слов)
Пейринг/Персонажи: Пирс Ниванс/Клэр Редфилд, Крис Редфилд
Категория: джен, прегет
Жанр: драма, экшен
Рейтинг: R – NC-21
Предупреждения: относительно неграфичная расчлененка, хтонь
Краткое содержание: в последнее время Клэр как-то особенно не везет
Примечание: написано по заявке сокомандника; авторская пунктуация; постканон re6; спойлерПирс уплыл
Фикбук: [x]
читать дальшеРазумеется, Крис рассказывает ей, что случилось — как только может вспомнить, кто она такая и что их с Пирсом связывало. Клэр переносит это стоически — так же, как любое из исчезновений брата, так же, как смерть любого, кто ей дорог; она должна оставаться сильной. Кто, если не она?
Пирс все еще снится ей — сначала часто, затем все реже и реже; такой же, как раньше, с вечной улыбкой в глазах и уголках губ. Клэр приходит на его могилу только один раз и не думает, что он мог выжить. Такая участь хуже смерти, кажется ей. Однажды он все равно погибнет, но перед этим заберет с собой слишком многих; нет, пусть лучше он будет мертв.
Той же ночью она просыпается от собственного крика и не может вспомнить, что ей снилось.
А потом приходит это письмо.
Твой брат у нас. Не сообщай BSAA. Не сообщай полиции. Приходи в доки одна, без оружия, сегодня в девять вечера. Прихвати свой ноутбук. Оставь телефон дома.
Она смотрит в экран неподвижно и молча — минуту, две, пять. Кажется, это шутка. Кажется, это не может быть на самом деле. Почему ее жизнь покатилась ко всем чертям так быстро? Почему именно сейчас?
А потом она смеется. Громко, долго, уронив голову на скрещенные руки, до брызнувших из глаз слез; смеется, смеется и никак не может остановиться.
Разумеется, она приходит. Попробовала бы она не прийти.
Ее встречают на парковке и обыскивают прямо там, ненавязчиво ткнув в спину пистолетом. Двое, с незапоминающимися лицами и пустыми светлыми глазами — кажется, дж'аво, но она не уверена: слишком уж похожи на обычных людей. Может, просто отморозки.
Эти двое провожают ее через доки, все так же держа на прицеле, до небольшой моторной лодки — Клэр не разбирается в них и не может сказать точнее, она даже не уверена, что эту штуку можно назвать лодкой; хотят было завести наверх по трапу, но она останавливается, не обращая внимания на ткнувшийся в поясницу холодный даже сквозь одежду ствол. Покажите мне брата, говорит она, или я выкину ноутбук в воду. Вам ведь он нужен, не я.
Светлоглазые переглядываются, затем один из них, пожав плечами, снимает с пояса рацию и рявкает что-то в нее — не на английском, Клэр не знает этот язык. Резкий, отрывистый, слишком много жестких согласных. Сербский, может. Она не лингвист.
Криса выводят на палубу через несколько минут два дж'аво с автоматами, и Клэр вцепляется в ноутбук так, что, кажется, он вот-вот треснет. Даже в темноте Крис выглядит ужасно — заплывшие глаза, залитое кровью из разбитого носа лицо, следы ожогов на груди и животе, неестественно вывернутая рука (вывихнутая? сломанная?), и на несколько долгих секунд Клэр захватывает ярость. Ей хочется кричать. Ей хочется убивать. Она может попытаться убить их всех, но тогда Крис погибнет тоже; нужно сдерживаться, нужно вытащить его отсюда.
Она открывает рот, чтобы заговорить, но Крис успевает раньше. Сестренка, хрипит он, и от этого звука Клэр захлестывает болью; не давай им ничего, сестренка, брось меня, уходи,
его бьют в живот и тянут вверх за плечо, заставляя выпрямиться.
Ноутбук, говорит один из светлоглазых со странной мягкостью, и Клэр, сглотнув, поворачивается к нему.
В следующую секунду все меняется.
Все происходит слишком быстро. Вода вокруг лодки вспенивается, идет волнами; один из дж'аво вскрикивает, перехватывая автомат, но не успевает выстрелить — раздается глухой удар, потом другой, и лодка накреняется. Второй дж'аво хватает было Криса за плечо — оттащить на берег? — но тот, будто очнувшись, бьет его затылком в нос и, развернувшись, добавляет кулаком под ребра, хватает за футболку
(лодка накреняется сильнее)
Крис делает неловкий шаг назад и оступается, но не отпускает дж'аво, и они вместе падают в черную ночную воду.
Лодка переворачивается и накрывает их почти беззвучно.
(кажется, Клэр все-таки вскрикивает)
А потом из воды выныривает чудовище.
Клэр никогда не видела таких раньше. Клэр не знает, как его описать. Клэр не хочет его описывать.
Светлоглазые смотрят на чудовище так, словно не могут отвести взгляд, словно тоже никогда не видели ничего подобного; оно выбирается на берег
(черное гладкое тело, блестящее, как вода в лунную ночь, десятки глаз — слепые бельма, — неотрывно смотрят на них)
и скользит вперед. К ним.
(Клэр не понимает, как оно двигается)
Светлоглазые открывают огонь.
Кажется, пули застревают в шкуре. Кажется, пули тонут в чудовище, как в воде. Здесь нужен не пистолет, думает Клэр отстраненно — минимум автомат, а лучше РПГ; здесь и сейчас нужно не стоять столбом, а бежать, бежать куда подальше, если хочется жить,
но перед ее глазами стоит сияющий огнями Нью-Йорк, и еще — брат, рухнувший в воду спиной вперед, и еще почему-то Пирс с его вечной улыбкой.
Она пятится, крепко прижимая к себе ноутбук, словно тот может ее защитить.
Светлоглазые все еще стреляют.
А потом чудовище оказывается прямо перед ними
(так быстро, так близко)
и, схватив одного из светлоглазых за сжимающую пистолет руку, дергает. Вырванная из сустава кисть падает на землю. За хрустом костей Клэр не слышит крика, кровь почти не видна на черной шкуре; чудовище замирает, будто раздумывая,
а потом поднимает светлоглазого в воздух.
(краем глаза Клэр видит что-то черное, маслянисто блестящее, обвивающее ногу второго)
Клэр смотрит и не может отвести взгляд. Человеческое тело кажется таким бледным и маленьким на фоне черной громады, таким беспомощным; сопротивляйся, не сопротивляйся — бесполезно. Что-то влажно хрустит и трещит — кожа, кости, одежда, Клэр не понимает, Клэр не хочет понимать. Нужно бежать, но она не может пошевелиться.
Что-то горячее капает ей на лицо, на шею, плечи, руки, ноутбук; светлоглазый кричит, надсадно, надрывно, на одной ноте, а потом замолкает, и только тогда она осознает, что происходит.
Медленно, очень медленно чудовище разрывает светлоглазого пополам.
Клэр не понимает, когда все заканчивается. Клэр не понимает, почему все еще жива. Чудовище подается назад и отшвыривает то, что осталось от тела, далеко в сторону — как будто брезгливо, словно не хочет к этому прикасаться; затем соскальзывает в воду, оставляя Клэр наедине со вторым светлоглазым. Он тоже мертв, и на его лодыжке Клэр видит волдыри и ожоги; сложно понять, как он умер, но Клэр не думает об этом.
Оттуда, где несколько минут назад была лодка, раздается надсадный кашель, и Клэр поднимает голову.
Чудовище смотрит на нее пустыми бельмами глаз, не отрываясь, и прижимает к себе Криса — бережно, так бережно; Клэр ахает, Клэр делает неверный шаг вперед, и чудовище
(Пирс)
укладывает Криса на причал и исчезает в воде.
Клэр закрывает лицо руками и давится смехом вперемешку с рыданиями.
Размер: драббл (714 слов)
Пейринг/Персонажи: Алекс Вескер/adult!Наталья Корда
Категория: фемслэш
Жанр: неэротичное PWP, внезапный романс
Рейтинг: R
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними; куча закадровых и не только хэдканонов
Фикбук: [x]
читать дальшеНаталья возвращается домой ранним утром, скидывает в коридоре куртку и сапоги и идет прямиком в спальню. Она умеет ходить тихо, но сейчас ее ноги утопают в ковре, и вместо своих шагов она слышит чужие — звонкое цоканье каблуков.
Она устала, она не спала несколько суток, а значит, Алекс, разумеется, разумеется, придет. Алекс всегда поднимается из глубины в такие моменты и всегда пытается
пытается
пытается
Получается ли у нее? О да. Несомненно. У кого из них?
Когда она входит в комнату, Алекс стоит у окна, прислонившись к стене плечом. Ждет ее. Холодный зимний рассвет окрашивает комнату в нежно-розовый; Алекс смотрит ей в глаза, долго и внимательно.
Не здоровается. Она никогда не здоровается. Она всегда здесь.
Наталья садится на край кровати, смотрит на Алекс — просто смотрит, без выражения
(она так думает);
Алекс выглядит как она, всегда выглядела как она, но куда женственней, куда изящней. И волосы у Алекс всегда светлые. Еще нее очень хищная, острая улыбка, и она всегда показывает зубы; Алекс знает, о чем она думает, потому что всегда здесь, всегда с ней, всегда в ее голове. Алекс пересекает комнату быстрым шагом, молча, и Наталья знает, что сейчас будет; Алекс толкает ее в грудь, и
Наталья знает, что падает сама, что нет никакой чужой ладони под ее ключицами; говорит себе, что сама так захотела, что все под контролем.
Правда в том, что она чувствует толчок.
Как вы живете в одной голове с сумасшедшей ученой? Отлично, пока она не пытается меня убить.
Алекс забирается сверху, устраивается на бедрах, крепко прижимает ее запястья к подушке (жесткая хватка, как наручники, только хуже); молчит, только глаза поблескивают — знакомо, знакомо.
— Тебе идет камуфляж, — говорит Наталья, чтобы заполнить паузу, и не сопротивляется.
Алекс смотрит на нее, а потом
смеется
смеется
смеется.
Они целуются как в последний раз (как обычно); Алекс прокусывает ей губу, а потом слизывает кровь — так долго и тщательно, что Наталья почему-то начинает задыхаться. Ее руки дрожат, когда она раздевает Алекс, стягивает сначала свитер — зеленый, в черных пятнах, — потом штаны, потом, ругаясь не то шепотом, не то про себя, пытается расстегнуть чужой лифчик. Алекс не нужно удовольствия, только подчинение, а Наталья предпочитает раздеваться перед сексом. Маленькая попытка удержать ситуацию под контролем.
Алекс улыбается, все еще прижимаясь своими губами к ее, и выпрямляется. Медленно, медленно сползает с ее бедер; медленно, медленно расстегивает ремень.
А потом одним рывком спускает штаны вместе с бельем до колен.
Сопротивляться бесполезно. Она и не пытается.
Алекс трахает ее пальцами — долго, издевательски долго, пока она не начинает совершенно непристойно скулить и царапать попеременно простыни и чужую спину; скажи это, говорит Алекс, это же так просто, всего два слова, только два слова, "я твоя"
— Иди ты, — огрызается Наталья непослушными губами и смеется сквозь стон, — в пизду.
Чем дольше она смотрит на Алекс, тем отчетливее видит на своем лице не-свои черты. В детстве это пугало ее, но не сейчас, только не сейчас: это значит, что все под контролем. Что она контролирует ситуацию. Что она может заставить Алекс исчезнуть, если захочет.
Протянув руку, она тянет Алекс за тяжелую косу, заставляет наклониться; целует — долго, долго, почти нежно, пока Алекс не выдыхает в ее губы и не дергает рукой как-то по-особому, и
Наталья задыхается, кусает свои и чужие губы в попытке сдержать стон, и
целует ее
целует ее
целует ее,
и сама не замечает, как успела зажмуриться.
Она знает, что Алекс боится. Что Алекс торопится. Что несколько лет назад Алекс мучила бы ее, пока не получила бы, что хотела (поэтому несколько лет назад они и не трахались).
Она знает, что скоро не будет ни Натальи, ни Алекс — они срастаются уже двадцать лет, так медленно, так неотвратимо; это уже не пугает ее. Больше нет.
Но Алекс? Алекс боится.
Когда она открывает глаза, Алекс уже нет. Нет нужды осматривать комнату — Наталья знает, просто знает, что Алекс не прячется ни в складках штор, ни в шкафу, ни на потолке
(после того случая она с месяц не могла спать нормально — все видела эти немигающие глаза, изогнутую шею, алые, алые губы; просто кошмар, конечно, но от этого не легче).
Она медленно раздевается до конца, скупыми движениями скидывает одежду на пол и смотрит в потолок из-под ресниц. Она устала. Она так устала. Наверное, стоит подумать об этом утром — если она вообще захочет о чем-то думать
(если она вообще это вспомнит).
Сквозь накатывающий сон она чувствует теплые руки, обнимающие ее, прижавшиеся к шее мягкие губы; значит, все в порядке.
Название: Poison
Размер: мини (1135 слов)
Пейринг/Персонажи: Джессика Шерават/Рейчел Фоули
Категория: фемслэш
Жанр: юст, флафф, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: влюбленность с первого взгляда и на неопределенный срок
Фикбук: [x]
читать дальшеОни знакомятся настолько случайно, что это даже не смешно: какой-то праздник, толпа, шум и хохот, бокал шампанского — или два, или три, или пять, или больше, Рейчел не помнит, она всегда пьянела быстро; куда более трезвый Реймонд вздрагивает и утыкается взглядом в стол, когда к ним подходят его — их, — сослуживцы, а Рейчел опирается на его плечо и все смеется, а потом как-то оказывается на плече у той девушки. Милая, говорит она, ты такая милая, и Рейчел смеется снова, а от девушки почему-то пахнет яблоками — слабо, совсем непохоже на духи, — а потом ее ведут в казарму, обнимая за талию, и смеяться уже не хочется, хочется целоваться, но девушку она так и не целует, только нервно облизывает губы и почти повисает на ее плече.
Утром она кое-как добредает до душа, утыкается лбом в стену и вздрагивает от льющейся на голову прохладной воды; она все помнит, но как-то обрывками, и на нее не косились, пока она шлепала босиком через всю казарму — значит, все в порядке.
Джессика, вспоминает она, выключив воду. Ту девушку звали Джессика.
Она и не знала, что может влюбиться так, совершенно по-дурацки, не зная о человеке ровным счетом ничего, кроме "она красивая"; оказывается, Джессика все это время была совсем рядом, и не обращать на нее внимание невозможно, остается только как-то сдерживать себя.
Не прикасаться. Не смотреть открыто и долго.
Это не может быть настолько сложно.
А потом она ловит себя на том, что не смотрит на Джессику вовсе, и это слишком заметно, и она понимает это, но просто не может себя заставить — кажется, что иначе просто набросится на нее с поцелуями; по ночам она грызет подушку и просыпается с зажатым между бедер одеялом, и снится ей, боже милосердный, что ей снится, холодный душ после этого как раз кстати, и ей кажется, что Джессика все это прекрасно понимает, но просто не получается перестать.
Ее окликают в тренировочном зале, когда она отдыхает перед очередным подходом, сидя скамейке нога на ногу, в растянутой футболке и старых камуфляжных штанах; Джессика подходит к ней со спины, хлопает по плечу:
— Будешь пить, милая?
На ней простая белая майка, и вырез окажется прямо напротив лица Рейчел, стоит только повернуть голову; Рейчел благодарит дурацким, пришибленным шепотом, и ей хочется плакать от всей очевидности ситуации — влюбленная, влюбленная дура, что ей все неймется, как же жалко она сейчас выглядит!
Джессика садится рядом, прижимается боком к боку, передает воду из рук в руки, и они задевают друг друга пальцами; у Джессики даже маникюр, кажется, идеальный, и от этого хочется плакать еще сильнее.
Ее треплют по плечу и уходят в другой конец зала, к турнику; Рейчел пьет и наблюдает, как мышцы двигаются под чужой кожей, как шевелятся шрамы, старые и свежие, как задирается майка, открывая живот — через него тоже идет шрам, и Рейчел отстраненно думает, что сейчас захлебнется к чертям собачьим.
Пара слов тут, прикосновение там; Рейчел кажется, что Джессика приручает ее, но не может сама прикоснуться в ответ, и еще она не может признаться себе, что хотела бы спать как можно дольше, потому что во сне Джессика рядом постоянно, и еще — потому что там можно вести себя совсем иначе, и что ей стыдно за это желание.
Однажды вечером в тренировочном зале Джессика ловит ее взгляд и с улыбкой принимается рассказывать о своих шрамах; кроме них, нет никого, за окнами темно, дверь заперта изнутри, и когда Джессика тянет майку вверх, Рейчел сглатывает, гулко и громко — ей кажется, что это слышно во всем корпусе, но Джессика не обращает внимания, ведет пальцем по темной полосе, пересекающей живот, и у Рейчел сердце колотится где-то в висках или горле, потому что это слишком красиво и слишком страшно, чтобы она могла реагировать иначе.
Через несколько недель ее ловят за плечо на выходе из магазина, она вздрагивает и оборачивается; конечно, кого еще она могла увидеть, как не Джессику? Совершенно неудивительно.
— Пойдем ко мне? — смеется она, и у Рейчел уходит секунда, чтобы приказать себе не надеяться, и еще секунда, чтобы кивнуть. Она знала, что у Джессики есть квартира в этом городке, так что... почему нет, когда у них все равно отпуск?
Квартира встречает их тишиной и темнотой — уже сумерки, а окна выходят на восток; Джессика щелкает чайником, мурлычет что-то про "переоденусь" — Рейчел хочет слышать слова, а не интонации, но деться ей некуда, — и уходит в комнату. На столе уже стоят две чашки, заварочный чайник ютится в углу плиты; Рейчел подходит ближе, приподнимает крышечку — черный. Как она любит.
Джессика выходит на кухню аккурат к щелчку чайника, бормочет что-то про "плохую хозяйку, мама была бы расстроена" — Рейчел и рада была бы послушать, но у домашней футболки оказался неожиданно (ожидаемо, если знать Джессику) глубокий, чуть съехавший вырез, открывающий кружева — черные кружева, Рейчел приходится сосредоточиться, чтобы отключить свое слишком богатое воображение.
Они пьют чай и неспешно беседуют — когда-то, недели назад, ей казалось странным, что Джессика так умеет, — о мирной жизни, обо всем подряд, Джессика не любит говорить о работе, и Рейчел прекрасно ее понимает; она все улыбается и улыбается, и господи, какие у нее губы, остается только незаметно кусать щеку изнутри, чтобы не потянуться поцеловать, и вырез у нее съехал еще сильнее, почти на плечо, и она прекрасно знает об этом, так что говорить попросту глупо.
Так странно. Будь это кто-то еще, она сказала бы, что ее соблазняют, будь это с кем-то другим, она бы повторила это гораздо громче; а сейчас ей страшно, потому что вдруг нет? вдруг она ошибается?
Вода в чайнике заканчивается, Джессика встает налить еще; только она замирает рядом и смотрит сверху вниз, и Рейчел облизывает губы непослушным языком — во рту внезапно стало сухо, очень сухо.
А потом ее целуют; чайник с грохотом падает на стол, но им обеим решительно все равно.
До постели они добираются быстро — очень быстро, за несколько полных сумбурных поцелуев минут. Рейчел даже не уверена, кто этого захотел — она никогда и ни с кем не спала на первом свидании, она трижды подумала бы, предложи ей кто-нибудь; но Джессика? Джессика особенная. От Джессики пахнет мятой, вишней и чем-то уже почти привычным, чем-то естественным — ей самой, наверное. Рейчел не думает об этом. Ей не до того.
Она стягивает с Джессики футболку и замирает в нерешительности. Край кровати давит ей под колени, от вспыхнувшей нежности дрожат руки и что-то под ребрами;
Джессика мягко толкает ее в грудь, и Рейчел послушно падает.
Что было дальше, Рейчел запоминает смутно — поцелуи и легкие укусы, чужие губы и язык, кожа к коже; чужие ладони, ласково, но настойчиво разводящие ее бедра, тихий шепот,
умение и настойчивость, с которыми Джессика вылизывает ее изнутри.
Потом они лежат в обнимку, и Рейчел вспоминает, как это — дышать. Наверное, это ничего не меняет, думает она. Она так мало знает о Джессике и не хочет гадать о ее мотивах; они поцеловались, они переспали — все просто.
Джессика мягко прижимается губами к ее плечу.
— Ты думаешь слишком громко, — бормочет она. — Перестань. Сейчас полежим, и я сделаю тебе кофе. Или чай. Что захочешь, моя хорошая.
Рейчел поворачивает голову, утыкается лицом в чужие волосы.
Может, все не так уж и плохо.
Название: like an empty head with a thousand eyes
Размер: мини (1016 слов)
Пейринг/Персонажи: Пирс Ниванс/Клэр Редфилд, Крис Редфилд
Категория: джен, прегет
Жанр: драма, экшен
Рейтинг: R – NC-21
Предупреждения: относительно неграфичная расчлененка, хтонь
Краткое содержание: в последнее время Клэр как-то особенно не везет
Примечание: написано по заявке сокомандника; авторская пунктуация; постканон re6; спойлерПирс уплыл
Фикбук: [x]
читать дальшеРазумеется, Крис рассказывает ей, что случилось — как только может вспомнить, кто она такая и что их с Пирсом связывало. Клэр переносит это стоически — так же, как любое из исчезновений брата, так же, как смерть любого, кто ей дорог; она должна оставаться сильной. Кто, если не она?
Пирс все еще снится ей — сначала часто, затем все реже и реже; такой же, как раньше, с вечной улыбкой в глазах и уголках губ. Клэр приходит на его могилу только один раз и не думает, что он мог выжить. Такая участь хуже смерти, кажется ей. Однажды он все равно погибнет, но перед этим заберет с собой слишком многих; нет, пусть лучше он будет мертв.
Той же ночью она просыпается от собственного крика и не может вспомнить, что ей снилось.
***
А потом приходит это письмо.
Твой брат у нас. Не сообщай BSAA. Не сообщай полиции. Приходи в доки одна, без оружия, сегодня в девять вечера. Прихвати свой ноутбук. Оставь телефон дома.
Она смотрит в экран неподвижно и молча — минуту, две, пять. Кажется, это шутка. Кажется, это не может быть на самом деле. Почему ее жизнь покатилась ко всем чертям так быстро? Почему именно сейчас?
А потом она смеется. Громко, долго, уронив голову на скрещенные руки, до брызнувших из глаз слез; смеется, смеется и никак не может остановиться.
***
Разумеется, она приходит. Попробовала бы она не прийти.
Ее встречают на парковке и обыскивают прямо там, ненавязчиво ткнув в спину пистолетом. Двое, с незапоминающимися лицами и пустыми светлыми глазами — кажется, дж'аво, но она не уверена: слишком уж похожи на обычных людей. Может, просто отморозки.
Эти двое провожают ее через доки, все так же держа на прицеле, до небольшой моторной лодки — Клэр не разбирается в них и не может сказать точнее, она даже не уверена, что эту штуку можно назвать лодкой; хотят было завести наверх по трапу, но она останавливается, не обращая внимания на ткнувшийся в поясницу холодный даже сквозь одежду ствол. Покажите мне брата, говорит она, или я выкину ноутбук в воду. Вам ведь он нужен, не я.
Светлоглазые переглядываются, затем один из них, пожав плечами, снимает с пояса рацию и рявкает что-то в нее — не на английском, Клэр не знает этот язык. Резкий, отрывистый, слишком много жестких согласных. Сербский, может. Она не лингвист.
Криса выводят на палубу через несколько минут два дж'аво с автоматами, и Клэр вцепляется в ноутбук так, что, кажется, он вот-вот треснет. Даже в темноте Крис выглядит ужасно — заплывшие глаза, залитое кровью из разбитого носа лицо, следы ожогов на груди и животе, неестественно вывернутая рука (вывихнутая? сломанная?), и на несколько долгих секунд Клэр захватывает ярость. Ей хочется кричать. Ей хочется убивать. Она может попытаться убить их всех, но тогда Крис погибнет тоже; нужно сдерживаться, нужно вытащить его отсюда.
Она открывает рот, чтобы заговорить, но Крис успевает раньше. Сестренка, хрипит он, и от этого звука Клэр захлестывает болью; не давай им ничего, сестренка, брось меня, уходи,
его бьют в живот и тянут вверх за плечо, заставляя выпрямиться.
Ноутбук, говорит один из светлоглазых со странной мягкостью, и Клэр, сглотнув, поворачивается к нему.
В следующую секунду все меняется.
Все происходит слишком быстро. Вода вокруг лодки вспенивается, идет волнами; один из дж'аво вскрикивает, перехватывая автомат, но не успевает выстрелить — раздается глухой удар, потом другой, и лодка накреняется. Второй дж'аво хватает было Криса за плечо — оттащить на берег? — но тот, будто очнувшись, бьет его затылком в нос и, развернувшись, добавляет кулаком под ребра, хватает за футболку
(лодка накреняется сильнее)
Крис делает неловкий шаг назад и оступается, но не отпускает дж'аво, и они вместе падают в черную ночную воду.
Лодка переворачивается и накрывает их почти беззвучно.
(кажется, Клэр все-таки вскрикивает)
А потом из воды выныривает чудовище.
Клэр никогда не видела таких раньше. Клэр не знает, как его описать. Клэр не хочет его описывать.
Светлоглазые смотрят на чудовище так, словно не могут отвести взгляд, словно тоже никогда не видели ничего подобного; оно выбирается на берег
(черное гладкое тело, блестящее, как вода в лунную ночь, десятки глаз — слепые бельма, — неотрывно смотрят на них)
и скользит вперед. К ним.
(Клэр не понимает, как оно двигается)
Светлоглазые открывают огонь.
Кажется, пули застревают в шкуре. Кажется, пули тонут в чудовище, как в воде. Здесь нужен не пистолет, думает Клэр отстраненно — минимум автомат, а лучше РПГ; здесь и сейчас нужно не стоять столбом, а бежать, бежать куда подальше, если хочется жить,
но перед ее глазами стоит сияющий огнями Нью-Йорк, и еще — брат, рухнувший в воду спиной вперед, и еще почему-то Пирс с его вечной улыбкой.
Она пятится, крепко прижимая к себе ноутбук, словно тот может ее защитить.
Светлоглазые все еще стреляют.
А потом чудовище оказывается прямо перед ними
(так быстро, так близко)
и, схватив одного из светлоглазых за сжимающую пистолет руку, дергает. Вырванная из сустава кисть падает на землю. За хрустом костей Клэр не слышит крика, кровь почти не видна на черной шкуре; чудовище замирает, будто раздумывая,
а потом поднимает светлоглазого в воздух.
(краем глаза Клэр видит что-то черное, маслянисто блестящее, обвивающее ногу второго)
Клэр смотрит и не может отвести взгляд. Человеческое тело кажется таким бледным и маленьким на фоне черной громады, таким беспомощным; сопротивляйся, не сопротивляйся — бесполезно. Что-то влажно хрустит и трещит — кожа, кости, одежда, Клэр не понимает, Клэр не хочет понимать. Нужно бежать, но она не может пошевелиться.
Что-то горячее капает ей на лицо, на шею, плечи, руки, ноутбук; светлоглазый кричит, надсадно, надрывно, на одной ноте, а потом замолкает, и только тогда она осознает, что происходит.
Медленно, очень медленно чудовище разрывает светлоглазого пополам.
Клэр не понимает, когда все заканчивается. Клэр не понимает, почему все еще жива. Чудовище подается назад и отшвыривает то, что осталось от тела, далеко в сторону — как будто брезгливо, словно не хочет к этому прикасаться; затем соскальзывает в воду, оставляя Клэр наедине со вторым светлоглазым. Он тоже мертв, и на его лодыжке Клэр видит волдыри и ожоги; сложно понять, как он умер, но Клэр не думает об этом.
Оттуда, где несколько минут назад была лодка, раздается надсадный кашель, и Клэр поднимает голову.
Чудовище смотрит на нее пустыми бельмами глаз, не отрываясь, и прижимает к себе Криса — бережно, так бережно; Клэр ахает, Клэр делает неверный шаг вперед, и чудовище
(Пирс)
укладывает Криса на причал и исчезает в воде.
Клэр закрывает лицо руками и давится смехом вперемешку с рыданиями.
@темы: зфб, резидент ивел, текстота