Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В очередной раз залил ноут, но сейчас, вполне вероятно, все-таки летально. Завтра оттащу в сервис, посмотрим.

@темы: повседневное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

удивительные вещи происходят на фикбуке

@темы: а ларчик, открывшись, оказался весьма плотояден, умелые ручки и зоркий глаз, странные фикбукоциферки

---

ЛАСАСИНА У МЕНЯ ЕСТЬ ПЕРВАЯ ЛАСАСИНА
УРА НАКАНЕЦ-ТА

и арт по этому поводу

(куда отсылать за оригиналом, понятия не имею, честно :с )

@темы: повседневное, летят по небу ассасины

---

все вот это мы написали с братаном Дисом  Мистер Ирбис; ссылки на фикбук будут, как только он выложит работы туда)

Название: свечи, консервы, картины
Размер: мини (1065 слов)
Канон: Thief 4 (2014)
Пейринг/Персонажи: Дауд/Гарретт, мимопробегал Томас
Категория: слэш
Жанр: недофлафф, slice of life
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Радшорская романтика
Примечание: кроссовер с Dishonored, модерн!АУ
Фикбук: [x]

Пробираться мимо выставленных патрулей было даже не искусством — скорее, развлечением. Держаться в тени, лезть по узким карнизам, а потом — в окно, которое кое-кто как обычно оставил открытым. Свежий воздух, конечно же, и никакого представления о безопасности. Ну, тем лучше для него.
Впрочем, сегодня Гарретта влекли несколько иные соображения, нежели желание что-нибудь стащить.
Он осмотрелся по сторонам и быстро перелез через подоконник. Дауд лежал на кровати, спокойный и расслабленный, и смотрел прямо на него. Одна рука замерла под подушкой — сжимая пистолет, не иначе; ничего другого, впрочем, Гарретт и не ждал. Опять ему угрожают вместо приветствия... А ведь он даже не вооруженным пришел — нож и дубинка не в счет, не говоря уже о “кошке”. Кто же в наши дни выходит из дома без “кошки”?
— Держи руки так, чтобы я их видел, — проговорил Дауд совершенно не сонно, — и опусти шарф. Медленно.
— И ты здравствуй, и я скучал, — пробурчал Гарретт, но послушался. Шарф действительно закрывал лицо до самых глаз, а в Дануолле хватало желающих влезть к Дауду в окно... с любыми целями.
Ходили слухи, что у него тут самая богатая коллекция оккультных предметов на Островах — от рун и амулетов до ножа, которым убили местного бога; несколько раз Гарретта даже пытались нанять, но он отклонял предложения. Он лучше прочих знал, что это просто байки. У Дауда даже святилища не было, что уж говорить про все остальное.
Дауд, словно услышав его мысли, рывком сел, вытащив руку из-под подушки (к удовольствию Гарретта, без пистолета), и скрестил ноги.
— Значит, не ошибся, — проговорил он странно довольно. — Так и думал, что ты зайдешь.
— Мы договаривались о встрече, — напомнил Гарретт.
— Через два дня. А ты всегда любил приходить неожиданно.
— Ты меня знаешь, — Гарретт развел руками.
Дауд усмехнулся. При этом его глаза приняли странное, почти хищное выражение; Гарретт слышал, такой взгляд называют “волчьим”, но сам он, городской житель, волков никогда не видел. Разве что в зоопарке, в далеком детстве, но это не считается.
— Что ты хотел мне сказать?
Вместо ответа Гарретт бросил на кровать тубус, висевший у него на плече.
— Слышал, ты это искал, — проговорил он, глядя, как Дауд недоуменно крутит тубус в руках. — От тебя, между прочим, же и слышал. Пришел вот поговорить об оплате.
Дауд открыл наконец крышку и вытряхнул на кровать свернутую трубкой картину.
— И зачем мне… — начал было он, разворачивая холст, и вдруг замолчал. Гарретт знал, что он там видит — собственное лицо на десять лет моложе, безразличное и скучающее. — Где ты его нашел?
— В доме Бантинга, — Гарретт пожал плечами с притворно безразличным видом. — Должен сказать, для торговца антиквариатом он на редкость беспечен… Прямо проходной двор, а не дом. А ты так и не рассказал, как Соколов написал эту картину.
— И не расскажу, — буркнул Дауд, но тут же напрягся: — Или это — твоя цена?
Гарретт махнул рукой:
— Расслабься, это просто любопытство. Расскажешь, если захочешь. А что до цены…
Не слишком смущаясь, он опустился на кровать рядом с Даудом, привалился к нему плечом — и тот отмер, чуть подался навстречу. Действительно, что ли, думал, что Гарретту есть дело до его секретов? Все-таки давно они не виделись, если Дауд всерьез решил, что его сейчас будут шантажировать.
— Совести у тебя нет, — проворчал Дауд уже спокойней. — И не было никогда.
— А ты сомневался?
— Да вот начал было, — Дауд хмыкнул и чуть шевельнулся — не то попытка, не то предложение обнять Гарретта за плечи.
Гарретт кивнул, неловко поднырнул под чужую руку, ткнулся лбом Дауду в шею. Тепло. От Дауда пахло кофе, кожей, металлом и почему-то травами — тот еще коктейль, но Гарретт привык… еще тогда привык, в Городе. Когда они только познакомились.
— Ужин, — сказал он неожиданно для самого себя и, кажется, застал Дауда врасплох.
— Что, прости?
— Мы с тобой сколько знакомы? Пять лет, больше?
— Восемь, — поправил Дауд все еще растерянно — насколько Гарретт мог понять его интонации. Голос Дауда не слишком отличался от его лица — не слишком выразительный и очень альтернативно приятный; Гарретту нравилось и то, и другое.
— И ты ни разу не пригласил меня поужинать.
— Да вот все никак случая не было.
— Все работа, работа?
— Именно, — Дауд рассмеялся, и Гарретт вздрогнул от неожиданности. Он слишком редко слышал этот звук, чтобы позволить себе его забыть — похоже на шорох гравия по наждачной бумаге (правда, вот это Гарретт не слышал вообще никогда).
— Ну, вот он я, — Гарретт пожал плечами. — Вот он ты. Работы пока вроде не видно.
— Романтики тоже.
— Ну хоть свечи-то у тебя есть? Зажги парочку, и будем считать, что мы в расчете.
Со вздохом Дауд потянулся и ловко свернул картину, сунул ее обратно в тубус. Татуировка на тыльной стороне его ладони вспыхнула мертвенно-синим, и Гарретт поспешно отвел взгляд. Он не любил, когда Дауд так делал, и еще меньше любил незнакомых китобоев, врывающихся в его личную жизнь с полного одобрения (или по приказу) мастера; впрочем, об этом он решил напомнить позже. Когда они снова останутся одни.
Возникший перед кроватью китобой, кажется, собирался спать — ни формы, ни маски, темные волосы свободно лежат на плечах. Этого Гарретт знал — видел в Городе пару раз года полтора назад, попросил передать Дауду привет, а имени не спросил; какая, впрочем, разница.
— Мастер, — китобой поклонился, прижав к груди кулак. Смотрел он только на Дауда — недоуменно, но вежливо; никакого скрытого “зачем вы подняли меня с постели почти в полночь?”.
— Сожги это, — Дауд кинул ему тубус, и китобой поймал его одной рукой, едва выпрямившись. — И принеси нам две банки пратчеттовских консервов и свечи.
— Будет исполнено, — китобой поклонился снова и, к удивлению Гарретта, не исчез, а спокойно вышел в окно — будто это дверь или он умеет ходить по воздуху. Впрочем, честно? Гарретт бы не удивился.
— Консервы? — уточнил он со смешком.
Дауд пожал плечами:
— Китобойский рацион. Не отправлять же сейчас их в город…
— Им было бы полезно, — поддразнил его Гарретт. — Совсем обленились. Я мог бы даже не прятаться — все равно не заметили бы.
— На то ты и мастер-вор, чтобы тебя не замечали, — Дауд поцеловал его в макушку. На улице что-то вспыхнуло — кажется, незнакомый китобой полил тубус бензином, прежде чем сжигать.
— И то правда, — Гарретт довольно вздохнул и закрыл глаза. — Мммм… сделай так еще раз.
С улицы пахло гарью и бензином. Консервы оказались холодными: китобой то ли не догадался, то ли поленился их разогреть. Впрочем, вряд ли это сильно повлияло бы на их вкус... Зато свечи горели ярко.
Гарретт отставил банку с недоеденными консервами в сторону и зевнул, прикрыв рот ладонью.
— Ты еще усни, — Дауд фыркнул и обнял его свободной рукой за плечи.
— А ты против? — Гарретт потерся об него исполосованной шрамами щекой.
— Совершенно не против. Если у тебя ничего другого не запланировано на сегодня…
— До утра я совершенно свободен, — заверил его Гарретт. — Подвинься тогда, что ли.



Название: Похититель драгоценностей
Размер: драббл (955 слов)
Канон: Thief 4 (2014), кроссовер с Dishonored
Пейринг/Персонажи: Дауд/Гарретт
Категория: слэш
Жанр: PWP, established relationship
Рейтинг: R – NC-17
Предупреждения: кинк на шрамы, кинк на драгоценности
Примечание: треп до, после и во время секса.
Фикбук: [x]

Часовая башня так не похожа на убежище в Радшоре — сухо, темно, тихо, только размеренно тикает гигантский механизм над их головами. Никакой речной вони или резкого запаха ворвани. И, что немаловажно, никаких внезапных появлений Китобоев с докладами, хотя Дауд не сомневается — если будет нужно, они его найдут и в Бездне.
Гарретт словно читает его мысли:
— Надеюсь, твои орлы здесь не появятся? — спрашивает он, глядя на Дауда с притворной озабоченностью. — Не пойми меня неправильно, кофе они варят отличный, но...
— Не напоминай, — Дауд и рад бы забыть ту историю и ошеломленный взгляд ученика (кажется, это был Доменико), и звон выпавшей из его пальцев кружки с кофе, да только Гарретту, похоже, нравится напоминать ему о таких вещах.
Гарретт смеется, уткнувшись ему в шею, зарывается носом в воротник рубахи. От него пахнет выделанной кожей и мылом; готовился, значит. Ждал.
Его пальцы унизаны кольцами, на запястьях — тонкие браслеты-змеи, гладкие и холодные, в вырезе рубахи поблескивают рубины и серебро — украденное несколько лет назад ожерелье. Гарретту почему-то это нравится; Дауд не осуждает его и ни о чем не спрашивает.
Ну, почти ни о чем.
— Скучал по мне? — поддразнивает он и целует Гарретта в шею, прямо под челюсть, и тот не удерживает довольный вздох.
— А ты?
— Было дело, — Дауд усмехается и чуть откидывается назад, позволяя чужим ловким пальцам расстегивать пуговицы. — Долгими и холодными зимними ночами...
— А сколько раз я говорил тебе починить крышу?
— Много. Не меняй тему.
Гарретт смеется снова и прижимается к нему ближе, ерзает на его коленях, устраиваясь поудобней. Он уже возбужден, хотя они только начали; Дауд гладит его по бокам и спине, забирается ладонями под рубашку, и Гарретт, подставляясь под прикосновения, дышит чуть чаще. Когда он откидывает голову, в ушах у него звенят серьги — тяжелые, массивные, с мерцающими драгоценными камнями, не чета его привычным тонким колечкам.
— Это же серьги леди Бойл? — спрашивает Дауд заинтересованно, и на мгновение дыхание Гарретта прерывается. — Я смотрю, в прошлый приезд в Дануолл ты времени не терял...
— Леди Эсмы Бойл, — уточняет Гарретт. Взгляд у него затуманенный то ли от удовольствия, то ли от воспоминаний об удачном ограблении.
— И когда ты только успел... — Дауд наконец стаскивает рубашку с его плеч и припадает губами к ключице, чуть ниже серебряной нитки, и слышит над головой резкий вздох. Гарретт при всех его достоинствах не лишен тщеславия, пусть и проявляется оно таким причудливым образом; Дауд в свою очередь рад ему польстить.
— О, у меня много... талантов...
Гарретт выдыхает, долго и прерывисто.
Его прикосновения — странный контраст шершавой, загрубевшей кожи и гладкого металла. Гарретт сгибает пальцы и гладит Дауда по щеке, по шраму внешней стороной кисти; затем укладывает ладонь на грудь.
— Ложись, — говорит он, и Дауд слушается.
Гарретт снимает штаны с них обоих — сначала с него, потом с себя, — так быстро и привычно, словно каждый день кого-то раздевает; в другой раз Дауд непременно поддел бы его, но сейчас ему не до того. Гарретт забирается на него сверху, поудобнее устраивается на бедрах и выпрямляется, красуясь. Камни в ожерелье и серьгах поблескивают в неярком свете единственной свечи.
Дауд накрывает ладонью шрам на чужом бедре, поглаживает тонкую полосу светлой кожи.
— Нравится тебе, — беззлобно ворчит Гарретт. Сам он считает свои шрамы напоминаниями о прежних неудачах, но не возражает, когда Дауд прикасается к ним. Не ему, в конце концов, осуждать.
— Нравится, — Дауд ведет ладонью выше. Шрамов у Гарретта едва ли не столько же, сколько драгоценностей в коллекции; в иные ночи Дауд изучает их неторопливо и вдумчиво. Но не сейчас. Для этого еще будет время.
Гарретт заводит руку назад, направляя в себя член Дауда, чуть выгибает спину. И в самом деле, ждал. Успел подготовиться. Он выдыхает беззвучно и замирает, опираясь ладонью на плечо Дауда.
— Отвык, — шепчет Гарретт.
— Ничего, — шепчет Дауд в ответ. — Скучал по мне?
Гарретт фыркает, словно поражаясь его глупости, и наклоняется, чтобы поцеловать. Серьги леди Бойл щекочут Дауду щеку.
— Сам-то как думаешь?
— Даже не знаю, — тянет Дауд и легонько подается бедрами вверх; со сдавленным выдохом Гарретт хватается за его плечо. — Потому и спрашиваю.
— Скучал, — признается Гарретт словно бы неохотно. — По твоей... роже мрачной.
— Спасибо на добром слове, — Дауд фыркает.
Опираясь на его грудь, Гарретт начинает двигаться — медленно, осторожно, будто еще не привыкнув; Дауд придерживает его за бедра, гладит по бокам. Гарретт красив, и дело здесь не в полумраке или драгоценностях. Впрочем, Дауд не часто говорит об этом вслух.
— Значит... серьги леди Бойл? — говорит он вместо этого. Гарретт прикусывает губу. — Говорят, их украли во время приема...
— И прямо... из ушей леди Бойл, — Гарретт смеется было, но его голос срывается на стон. — Чистая... чистая правда.
— И... как ты это сделал?
— Мастерски, — отвечает Гарретт насмешливо и нежно. — Как никто... другой.
Он совсем уже расслабился, и только покусывает губы, и смотрит на Дауда сквозь ресницы. Прекрасное зрелище, даже в полумраке. И он рассказывает — и его голос звучит негромко и отрывисто, — как украл серьги незадачливой леди. Как обчистил карманы ее гостей. Как добрался даже до сейфа с семейными драгоценностями — здесь он спотыкается и на мгновение замолкает. Он движется все быстрее, его кожа блестит от пота, ко лбу прилипли волосы; Дауд смотрит на него, гибкого и жилистого, и чувствует, как в груди расцветает полузабытая нежность,
и когда Гарретт запинается — раз, другой, — Дауд кладет ладонь на его затылок и заставляет склониться для поцелуя.
Кончая, Гарретт стонет в его губы и цепляется за его плечи, царапает их — ногтями и кольцами.
Позже Дауд бережно снимает кольца с пальцев Гарретта и браслеты с запястий, вынимает из ушей серьги и расстегивает ожерелье. Гарретт, хоть и явно уставший, внимательно следит за ним из-под полуопущенных век; беспокоится за свою коллекцию, не иначе.
— Жаль, волосы у тебя короткие, — Дауд проводит по ним ладонью. Ложится рядом, притягивая Гарретта ближе, и целует в колючий бритый висок. — Тебе бы пошла любимая заколка императрицы.
Гарретт сонно моргает.
— Вон та? — он кивает куда-то в сторону. — Раз ты так говоришь... буду отращивать.
Дауд приподнимает брови, но не шевелится. Потом посмотрит, что это за заколка: Гарретт точно захочет похвастаться.



Название: got the best of him
Размер: миди (4227 слов)
Канон: Thief 4 (2014)
Пейринг/Персонажи: Гарретт/ОМП
Категория: слэш
Жанр: PWP и рефлексия
Рейтинг: R
Предупреждения: см. жанр
Краткое содержание: когда все наконец закончилось, Гарретт навещает старого знакомого.
Примечание: разговоры в постели, ну вы поняли.
Фикбук: [x]

Неприметная лавка между Южным кварталом и Стоунмаркетом открывалась в сумерках и закрывалась на рассвете. Если не знать о ее местонахождении, можно было спокойно пройти мимо и не заметить входную дверь. Вывеску ей заменяло полустертое изображение мотка проволоки вместо названия лавки или имени владельца. Однако те, кто знал, могли найти здесь приятный ассортимент товаров по разумным ценам... и кое-что еще. Владел лавкой человек по имени Вайр.

Гарретт, сидя на крыше соседнего дома, внимательно наблюдал за зданием лавки. По улице медленно прохаживался стражник — а еще светил фонарь. Гарретт тихо вздохнул, спрыгнул прямо позади стражника и, идя за ним след в след, скользнул в темный проулок у лавки. Он затих, прислушиваясь, а потом в несколько шагов добрался до двери. Снова затих. Убедившись, что все тихо, он постучал. Из-за двери донесся негромкий гул, затем щелчок — и она приоткрылась ровно настолько, чтобы впустить внутрь кошку. Ну, или ночного гостя.
Внутреннее помещение освещали несколько ламп и свеча в медном подсвечнике. Вайр, расположившись за прилавком, читал книгу в потрепанном переплете; в светлых волосах блестела седина. Услышав шаги, он поднял голову.
— Гарретт?
— Вайр, — Гарретт проскользнул внутрь, ощутимо притеревшись плечом и лопаткой к косяку. Стоит посоветовать Вайру отрегулировать дверь — в эту щель даже он пролезает с трудом. — Ты все так же подозрителен.
Закрыв дверь, он поморщился от света. Вайр смотрел на него, не отрываясь — усталый взгляд, темные круги под глазами. Уж не добрался ли и до него Мрак? Боги, Гарретт надеялся, что нет.
— Осторожность никогда не повредит, — заложив страницу ножом для конвертов, Вайр отложил книгу и подался вперед, оперевшись локтями на прилавок. — Давно не виделись, Гарретт.
— Давно, — Гарретт медленно подошел к нему, разглядывая. Стянул с лица маску. — Ты изменился.
Подавшись вперед, он задул стоящую на прилавке свечу. В полумраке ему всегда было спокойней.
— Неужели? — Вайр посмотрел на струйку дыма, поползшую вверх от потушенного фитиля, потом перевел взгляд на Гарретта. — Что у тебя с глазом?
Помедлив, он протянул руку и легко коснулся щеки Гарретта — жесткие пальцы, мозолистые и шершавые, прошлись по белесым линиям шрамов со странной нежностью.
— Это долгая история, — Гарретт хмыкнул и опустил голову, прижавшись к его руке. — А ты поседел.
— Время никого не щадит, — Вайр с философским видом пожал плечами. — Ни меня, ни тебя.
Он еще раз погладил Гарретта по щеке и, к его смутному облегчению, убрал ладонь.
— Чем я обязан удовольствию видеть тебя? Тебе нужно что-то из моих товаров или ты просто соскучился?
— Мы давно не виделись, — Гарретт поймал его руку и переплел пальцы. — Но я не откажусь и от товаров.
Вайр улыбнулся:
— К твоим услугам. Что тебе нужно?
Свободной рукой он обвел помещение лавки: стойка с ножами и кинжалами, связки стрел, полки с различными диковинными приспособлениями. Механизмы, много механизмов. Гарретт, в общем-то, никогда не интересовался, зачем они нужны; молодым ворам нравились такие вещи — чем экзотичнее, тем лучше, — но сам он предпочитал справляться по старинке.
— Здесь есть одна очень дорогая вещь, — Гарретт улыбнулся одними глазами. — Я бы хотел... одолжить ее.
— Здесь много дорогих вещей, — из голоса Вайра исчезли игривые нотки. Несмотря на все, что связывало их с Гарреттом, дела для него были на первом месте; об этом Гарретт знал лучше прочих.
— Такая — одна. Поверь мне.
— Опять за свое, — Вайр покачал головой. — Не тяни, Гарретт. Ближе к делу.
Гарретт поднял руку, обвел лавку, словно выбирая, а потом ткнул пальцем в его грудь.
— Вот эта, Вайр.
— У меня здесь не Дом Цветов, Гарретт, — Вайр мягко взял его за руку, рассматривая ладонь. Цокнул языком при виде свежего бинта.
Гарретт мягко рассмеялся.
— Мне нравится, когда ты становишься серьезным, — он дернул плечом. — Не обращай внимания. Заживет.
Хотя он и в самом деле волновался. Все же, руками он работал... много. Гарретт усмехнулся: двусмысленно получилось.
— Ты знаешь, я не люблю, когда кто-то портит ценные инструменты, — Вайр пожал плечами. Не выпуская руку Гарретта из своей, он повернул пару рычагов под прилавком. Дверной замок глухо щелкнул. — Недолго я проработал сегодня.
Гарретт улыбнулся.
— Я правда скучал, — он обошел прилавок, не пытаясь высвободить ладонь. Практически вплотную приблизился к Вайру и посмотрел в глаза. — И принес починить кое-что.
— Ты никогда не приходишь просто так. Всегда нужен какой-то предлог, — свободной рукой Вайр обнял его за талию. Он был на пару дюймов выше, так что Гарретту каждый раз приходилось задирать голову, чтобы посмотреть тому в глаза, а для поцелуя приходилось и вовсе вставать на цыпочки. Ну, или просить Вайра нагнуться.
— И то правда, — Гарретт тихо выдохнул. — Но сегодня начнем с тебя.
Попросить Вайра наклониться уже наконец Гарретт не успел — тот провел рукой по его спине и сдавленно фыркнул, нащупав сквозь ткань шнуровку.
— Боги, Гарретт. Когда ты начнешь носить нормальную броню, а не этот корсет?
— Это не корсет, это броня. Легкая, — возмутился Гарретт. — Бережет ребра при падении и ударе. Только имей в виду, раздеваться я буду долго.
— Я никуда не тороплюсь, — невозмутимо ответил Вайр. — И умею расшнуровывать корсеты.
Рассмеявшись, Гарретт пихнул его в плечо, потом потянул к себе, заставляя нагнуться; легко поцеловал — быстрое прикосновение губ.
— Я хотел бы... задержаться. Не потесню?
— У меня здесь много места, — отстранившись, но не выпуская его руки, Вайр повел его вглубь помещения. Там за выступом стены скрывалась лестница, ведущая на второй этаж, к квартире Вайра — вопреки словам хозяина, не слишком просторной, но в целом уютной. По крайней мере, там было теплее, чем в часовой башне.
Вайр провел его прямиком в спальню, мимо закрытых дверей на кухню и в кабинет. За год здесь ничего не изменилось: все та же кровать и платяной шкаф, и умывальник в углу. Окно прикрывали плотные шторы, не пропускавшие в комнату свет уличного фонаря.
— А у тебя тут все так же уютно.
— Спасибо, — не теряя времени, Вайр стащил с него капюшон.
Фыркнув, Гарретт снял плащ, сложил его вдвое и повесил на спинку стула. Вайр странно смотрел на него, словно никак не мог поверить, что Гарретт действительно здесь. Он не привык к таким взглядам.
— Ты очень скучал, — проговорил он полувопросительно и, сев на кровать, расстегнул наручи — сначала один, потом другой.
Вайр не заметил вопроса:
— Если бы ты появлялся чаще, я бы скучал меньше.
Наконец отвернувшись, он зажег огарок свечи в подсвечнике, стоявшем на прикроватном столике. Гарретт знал, Вайр страдал от бессонницы и коротал время в постели с книгой, пока ему не удавалось забыться.
По стенам комнаты заплясали причудливые тени — когтистые, до боли знакомые. Гарретт замер на мгновение, уставился на них; сердце глухо стукнуло в горле — раз, другой.
Вайр ничего не заметил.
Так странно, но это успокоило его — если Вайр ничего не видит, значит, здесь никого нет. Отмерев, Гарретт со вздохом снял перчатки, несколько раз сжал и разжал кулаки, разминая пальцы; тряхнув головой, расстегнул пояс с подсумками, отцепил “кошку”. Посмотрел на Вайра.
— Прости меня. Я не мог прийти.
Вайр сел на кровать рядом с ним и положил руку на плечо, разворачивая Гарретта к себе.
— Позже, Гарретт. Расскажешь позже, — в его голосе не было ни намека на обиду или разочарование.
Он притянул Гарретта ближе и снова поцеловал, одновременно распутывая одной рукой шнуровку брони. И в самом деле умеет обращаться с корсетами, подумал Гарретт и фыркнул в поцелуй: у него самого бы так не вышло, а Вайр… Вайр, наверное, за свою жизнь раздел больше женщин, чем Гарретт ограбил.
Улыбнувшись в чужие губы, Гарретт легко толкнул Вайра в грудь, заставляя отстраниться, и стащил его рубаху через голову.
— Надо же, — он тронул цепочку с ключами на его шее, подмигнул. — Соблазняешь.
— Ты ведь не будешь гадить там, где ешь? — усмехнулся Вайр, но цепочку все же снял и положил рядом с подсвечником.
Гарретт рассмеялся:
— Что я, кот драный?
Он погладил Вайра по груди и, отстранившись, стащил бинт с руки. Глянул, проверяя, как там рана — небольшая, круглая, с ровными краями.
— Почти прошло, — пробормотал он себе под нос по давней привычке. — Не кровит. Потом обработаю.
Вайр кинул быстрый взгляд на его ладонь и нахмурился. Только один человек в Городе пользовался карманным арбалетом; об этом знали они оба.
— Гарретт, Гарретт, — он покачал головой и осторожно поцеловал ладонь.
— Уже все... закончилось, — Гарретт погладил его по щеке. — Поэтому я не приходил, — пояснил он, расстегивая пуговицы у него на штанах.
Вайр окинул его обеспокоенным и будто оценивающим взглядом — словно принесенный для починки сложный механизм. Он всегда испытывал слабость к таким вещам и самого Гарретта тоже считал чем-то подобным — идеальным инструментом для изъятия чужой собственности; нет, Вайр никогда не говорил об этом вслух, но после многих лет знакомства это стало очевидно. Гарретт же не слепой, в конце концов.
— Не смотри так. Никаких переломов. Просто синяки.
— Извини, — Вайр поцеловал его в плечо. — Профессиональная привычка.
Гарретт приспустил с него штаны и белье и усмехнулся.
— Разденься, наконец, — сам он снял ремни и расстегнул штаны. Стащил их с себя, ловя взгляды Вайра. Да, у обтягивающей одежды были еще преимущества, кроме профессиональных.
Вайр избавился от одежды и забрался на кровать уже полностью. Жестом поманил Гарретта ближе. Он не торопился, верно, но и медлить не стал, уложив вора на спину и склонившись над ним. Вот шрам под ключицей — след еще одной стрелы. Вайр обвел его языком. Еще один на груди, начинается у самого соска — оставлен чьим-то ножом. Чуть ниже, на боку — след давнего неудачного приземления. Гарретт тихо выдохнул, подался ему навстречу; Вайр знал, что и как трогать, Вайр вообще знал, как с ним обращаться. В его обществе Гарретт даже мог позволить себе быть не мастером-вором, а просто... Гарреттом. Он хмыкнул, зарывшись пальцами в волосы Вайра.
— Ну что, я в приличном состоянии?
— Удивительно, но да, — усмехнулся в ответ тот. — Но профилактический уход не помешает.
Гарретт рассмеялся и потянул его к себе.
— Я очень рад, — довольно улыбнувшись, он погладил Вайра по скуле, — что мой механик все так же искусен...
— Всегда к твоим услугам, — выдохнул Вайр на ухо Гарретту, прежде чем несильно прихватить зубами мочку.
— Полагаюсь на твой опыт, — Гарретт откинул голову назад, подставляя шею. Ему больше нравилось намекать, не говорить, и Вайр отлично его понимал.
Вайр всегда прикасался к нему бережно: он не позволял себе оставлять на теле Гарретта никаких следов — укусов, засосов, царапин, даже несмотря на то, что их все равно никто не увидит под закрытым одеянием мастера-вора. Гарретта не всегда устраивало такое бережное отношение, но недовольства он не высказывал, разве что изредка.
— Вайр, я не хрустальная ваза, — вздохнул он и, потянув Вайра за плечи к себе, поцеловал. Зарылся пальцами ему в волосы. — Так что не бойся сломать.
Он повторял это каждый раз, и Вайр ответил привычной фразой:
— Так ведь мне потом и чинить.
— Вайр, ты... — Гарретт поцеловал его, не зная, что именно хотел сказать. Вайр относился к нему все так же специфично, но Гарретту это нравилось. Такая забота, пусть и своеобразная, была приятной. Наверное, поэтому он приходил сюда.
— Вайр. Я, — Вайр поймал зубами и легонько сжал нижнюю губу Гарретта. — Красивый глаз, Гарретт.
— Этот глаз дался мне... с трудом, — он фыркнул. — Давай об этом позже, ладно? — он поцеловал Вайра в шею, прихватил зубами кожу. Сейчас Гарретт не хотел говорить ни о том, что было, ни о том, к чему это привело.
— Конечно, — согласился Вайр. Он перекатился на спину и затащил Гарретта на себя. — Поработай, Гарретт, раз уж мне сегодня не придется.
— Где ты этого нахватался? — Гарретт вскинул брови в притворном удивлении. — Надеюсь, мне не придется пользоваться машинным маслом.
Протянув руку, Вайр взял с прикроватного столика небольшой флакон темного стекла с выжженным на пробке грубым изображением розового бутона — видимо, из Дома Цветов. Гарретт не хотел даже знать, как Вайр… а, впрочем, ладно. Его же год не было. Больше года. Не стоит его винить.
— Это тебе подойдет? Если нет, у меня внизу есть машинное, для шестерней.
Гарретт взял флакон, вытащил пробку и понюхал. Масло было без особого запаха.
— Когда в следующий раз проберусь в Дом Цветов, буду знать, что брать, — он вылил немного себе на ладонь.
Вайр рассмеялся — не иначе, представил себе лицо Бассо в тот момент, когда Гарретт вручит ему подобные трофеи. Хотя поговаривали, кто-то однажды получил контракт на что-то из личных вещей Мадам... больше того парня никогда не видели.
— Оно, к счастью, не пахнет розами.
Плеснув немного масла на ладонь и пальцы, Гарретт завел руку за спину. Конечно, он подготовился, но… не так тщательно, как мог бы. В конце концов, он даже не знал, как Вайр его встретит.
Гарретт знал, что Вайру нравится смотреть на него вот так, снизу вверх, когда он вполоборота к свету, чуть выгибается в спине, отводит назад плечи. Вайр наблюдал за ним с тем же несколько отстраненным интересом, с каким смотрел на работу шестеренок в разобранном корпусе часов или на диковинный механизм из тех, что приносили в его лавку для починки или продажи; кому-то это показалось бы странным, но Гарретт привык.
Иногда ему казалось, что Вайр спит с ним исключительно ради таких моментов.
— Ты... смотришь на меня, как на хорошие часы, — выдохнул он, глянул на Вайра из-под ресниц, и тот улыбнулся в ответ — все так же отстраненно. Возбуждение сворачивалось в животе горячим узлом — от пальцев внутри, от этого взгляда. Сколько у него никого не было? Гарретт не мог вспомнить. Хорошо, что Вайр так осторожен — не стоит переживать, что наутро ему будет неудобно ходить.
— Мне нравится то, что я вижу, — Вайр пожал плечами и медленно, не давая Гарретту потерять равновесие, приподнялся на локтях.
— Только не разбирай меня.
Вайр уставился на него как-то совсем странно. Гарретт хотел уже было спросить, в чем дело, но тот отмер и даже улыбнулся:
— Не буду. У меня другое на уме, — и мягко погладил Гарретта по животу раскрытой ладонью.
— Ммм... я не против другого, — Гарретт склонился к нему снова и поцеловал. Что ни говори, целоваться ему нравилось: Вайр был крайне деликатен и в этом.
Через несколько долгих минут Гарретт, наконец, убрал пальцы и медленно, осторожно опустился на него, тихо шипя и крепко вцепившись в чужие плечи — наверняка останутся синяки... Отвык, что и говорить.
Вайр простонал ему на ухо — тихо, будто сдерживаясь; Гарретт поцеловал его, прижался лбом ко лбу.
— Ты правда скучал, — едва слышно повторил он Вайру в губы.
— Год прошел... — Вайр погладил его бока и спину, провел ладонями по ягодицам и сжал их. — Ну же, Гарретт.
— Угу... — протянул Гарретт, начиная постепенно двигаться. Он привык уже достаточно, чтобы получать удовольствие. Подмигнул Вайру, и тот подался навстречу, стараясь поймать ритм; Гарретт не торопился, но и не медлил — старался двигаться плавно и размеренно.
Дыхание Вайра вскоре сбилось. Он шумно выдохнул и снова потянул Гарретта ближе, на этот раз — чтобы подмять под себя; тот довольно выдохнул, позволяя уложить себя на лопатки, выгнулся, обхватил Вайра ногами. Ему было хорошо — и уже не слишком волновало, что пробираться по крышам позже будет несколько неудобно. Кроме того, Вайр был осторожен даже так. Ну... по крайней мере, Гарретт называл это осторожностью.
Вайр поцеловал его в шею и двинул бедрами чуть сильнее.
— Красивый глаз, — прошептал он снова.
— Только не доставай, — пошутил Гарретт и погладил Вайра по груди. — Мммм... черт... сильнее!
— Не... искушай меня, — Вайр резко выдохнул; помедлив, устроился удобнее — закинул одну ногу Гарретта себе на плечо, а рукой накрыл его член.
Знай Гарретт его хуже, решил бы, что речь о сексе — мол, и так еле сдерживаюсь, а тут еще ты со своими просьбами, — но Вайр всегда был осторожен и мягок, даже в те редкие встречи, когда Гарретт просил об ином. А еще он был любопытен.
— Ну, он мне нужен для работы, — Гарретт засмеялся и двинул бедрами. — Ну же... — он облизнул губы. — Возможно, если я выйду на пенсию...
— М...мечтатель.
У Вайра ловкие сильные пальцы, и то, как он владел ими, сделало бы честь любому городскому вору и любой из обитательниц Дома Цветов. Простонав, Гарретт толкнулся в его ладонь, крепче вцепился в плечи, закусил губу; зубы Рорка, у него слишком давно никого не было, кажется, он… уже вот-вот...
— Все мы немного... — Гарретт почти всхлипнул, заморгал часто-часто. Все было нечетко, размыто, в зеленоватой дымке — кажется, глаз реагировал, боги, Гарретт даже не знал, что это возможно. — Вайр...
Вайр застонал ему в губы и крепко зажмурился. Гарретт застонал сам, сжал его плечо; Вайр придавил его своим телом, но жаловаться было не на что — это оказалось крайне приятно. Гарретт прерывисто выдохнул, просунул руку между их телами, быстро доводя себя до разрядки. Вайр обнимал его, пока все не закончилось. Семя, горячее и липкое, брызнуло ему на живот, и Вайр бездумно растер его по коже.
— Гарретт, — тихо позвал он, не открывая глаз.
— Да? — Гарретт уткнулся губами ему в висок. Шевелиться не хотелось.
— Приходи чаще.
Вайр все-таки нашел в себе силы сползти с него и растянулся на кровати. Гарретт обнял его и уткнулся лбом в плечо, хмыкнул:
— Чаще раза в год?
— Хотя бы раз в неделю, — Вайр устроился поудобнее, обнимая Гарретта. Еще сильнее растрепал его взъерошенные, чуть влажные от пота волосы.
Из всего совместного времяпрепровождения Вайру больше всего нравилось это — когда они лежали вместе, еще разгоряченные и уставшие после любви, и тихо переговаривались. Гарретту, пожалуй, тоже.
— Раз в неделю? — переспросил Гарретт со смешком. — Хорошая идея. Мне нравится.
Вайр помолчал, поглаживая его по спине и, кажется, думая о чем-то своем. Гарретт не стал его спрашивать. Захочет — расскажет сам.
Кстати, о рассказах.
— Ты ведь слышал о том, что случилось..? — спросил он. — В поместье барона?
— Во время праздника год назад? — Вайр приподнялся на локте, глянул заинтересованно. — Слышал, разумеется. Такие слухи ходили...
— Я был там, — Гарретт помолчал. — Они проводили ритуал. Не смотри на меня так, я тоже думал, что это ерунда, пока не... В общем, так у меня появилось это, — он обвел пальцем свой злосчастный глаз.
— Значит, некоторые слухи были правдивы, — Вайр покачал головой. Он поймал Гарретта за подбородок и какое-то время внимательно рассматривал его глаз.
— В общем, если опустить массу деталей — Город хотели уничтожить с помощью того, кто был мне дорог. Но все закончилось, — Гарретт на мгновение отвел взгляд. — А это осталось.
— Эрин, — Вайр кивнул. — Так это все произошло из-за нее?
— Не только. Я не хочу об этом говорить, Вайр.
Вайр мягко поцеловал его в висок — решил, видимо, не бередить эту рану. Деликатен, как всегда… Гарретт благодарно улыбнулся ему и погладил по щеке. Он не был уверен, жива ли Эрин. Надеялся, конечно, но даже если она была жива, их пути уже разошлись.
— А в твоей жизни что-то изменилось за этот год?
Вайр задумался, прежде чем ответить.
— Много что изменилось, Гарретт, — проговорил он наконец. — Сначала эпидемия Мрака, потом бунт… клиентов стало меньше, и с поставками беда. Я даже подумывал уехать куда-нибудь, но началась блокада.
— Честно? Я был удивлен, когда узнал, что ты еще в деле. Комендантский час все-таки, а твоя лавка открыта только по ночам…
— Комендантские часы не для черноруких, верно? И не для… — он помедлил, очевидно подбирая слова, — действительно влиятельных людей.
— Аристократы ходят к тебе по ночам? — Гарретт рассмеялся. — Да ладно.
Вайр куснул себя за губу. Взгляд у него стал виноватым — словно внезапно очнулась совесть.
— Не аристократы, — проговорил он наконец. — Ловец Воров. Год назад я сделал для него протез, и, думаю, он меня запомнил… потом заказывал взрывающиеся болты для арбалета. Хорошие деньги. Помогло продержаться.
— А, так вот кому я обязан ожогами и потрепанными нервами? — Гарретт фыркнул, но Вайр шутку не поддержал. Он вообще выглядел… непривычно виноватым. Гарретт никогда его таким не видел. — Перестань. Не смотри на меня так, не собираюсь я тебя осуждать. Главное — выжил, вот и славно.
Шумно выдохнув, Вайр на мгновение закрыл глаза.
— Вот и славно, — повторил он и уставился в потолок.
Гарретт неловко потрепал его по плечу. Он никогда не был хорош в общении с людьми и не слишком понимал, что делать; с другой стороны, Вайр не очень похож на других людей.
— Так ты хочешь изучить мой глаз? — наконец решившись, Гарретт попытался его отвлечь. Успешно: моргнув, Вайр буквально воспрял и даже приподнялся на локте.
— Не отказался бы. Но для этого пришлось бы его извлечь, а ты не согласишься.
— Разве что ты сделаешь мне механический, — мрачно пошутил Гарретт, облегченно вздохнув про себя. — Нет уж, одноглазый вор — это совсем не смешно.
— Ты хочешь механический глаз? Я могу его сделать, — Вайр поцеловал его ладонь и замер ненадолго, прикрыв глаза; затем, вздрогнув, вскинул голову. — Нет, подожди. Ты же шутишь.
— Я шучу, — Гарретт закатил глаза. — Ты совсем чокнутый, мой мастер, — он легонько щелкнул Вайра по лбу. С другой стороны, тот научился распознавать шутки Гарретта насчет механических частей тела. Не сразу, но все же. Прогресс.
— Но это интересно, — запротестовал Вайр. — Механические органы могли бы решить множество проблем… — он осекся, как будто вспомнил что-то.
— Генерала они сделали только громким и неповоротливым, — Гарретт хмыкнул. Он был уверен, что никакая механика, даже самая тонкая, не сможет заменить ему рук.
— Зависит от материалов, — серьезно ответил Вайр, вдохнул было глубоко, но тут же осекся. — Прости. Тебе это будет неинтересно
— Да. Кстати, про материалы, — вспомнил Гарретт. — И инструменты. Я вскрывал замок на шкатулке и сломал его. Пришлось забрать ее с собой.
— Мне нужно взять инструменты, — Вайр неохотно выпустил его из объятий.
— Это не срочно, — Гарретт дернул плечом. — Если хочешь, можешь оставить ее у себя. Мне пока есть на что жить.
— Вот так всегда, Гарретт, — Вайр поцеловал его в плечо. — Сначала заинтересуешь, потом оставляешь ни с чем.
Гарретт рассмеялся.
— Иди уже, — он спихнул Вайра с постели и сам поднялся на ноги.

В полуподвале, где находилась мастерская, было холоднее, чем в квартире наверху. Каждый раз, спускаясь сюда — в обществе Вайра или сам по себе, — Гарретт чувствовал себя, словно ребенок, заглядывающий в темную комнату. Хотелось уйти отсюда побыстрее.
После уютного полумрака спальни яркий свет резал глаза, и Гарретт прикрыл их ладонью.
— Слишком ярко, — проворчал он. — Раньше ведь у тебя были другие лампы...
— Были другие. И стол был другой, поменьше, — Вайр покосился на стол, оценивая — словно видел его впервые. Хмыкнув про себя, Гарретт отдал ему шкатулку и отошел к другому краю стола.
— Что это? — он не коснулся затейливого механизма, но заинтересовался.
— Это называется "микроскоп", — Вайр мельком посмотрел на заинтересовавший Гарретта механизм. — Позволяет рассматривать мельчайшие частицы любого вещества. Эту вещь изобрел один иллирийский ученый, — голос Вайра звучал глухо и задумчиво. Гарретт покосился на него, устроившегося за своим столом и положившего шкатулку перед собой. — Знаешь, увидеть жизнь в капле воды и все прочее.
Гарретт пожал плечами и осторожно тронул пальцем другой механизм, похожий на капкан:
— А это? Надеюсь, ты это страже не продаешь?
— Это не на людей.
— Я надеялся на такой ответ, — Гарретт, наконец, сел, следя за Вайром. Он любил смотреть, как тот работает. Вайр установил небольшое зеркало так, чтобы оно отражало свет лампы прямиком в замочную скважину на шкатулке, и навел на скважину одно из увеличительных стекол.
— Теряешь хватку, Гарретт. Похоже, собачка в замке сломана, — Вайру пришлось повозиться, прежде чем он сумел извлечь крошечный обломок металла.
— Ну, возможно, — Гарретт почти виновато развел руками. — Первый раз видел такой. В следующий раз буду умнее.
— Я могу починить этот замок, и ты сможешь практиковаться, — Вайр осторожно повернул отвертку. В замке что-то щелкнуло. — Готово.
— Давай, я не против, — Гарретт подошел к Вайру и, заглянув в шкатулку, выдохнул. Кольцо — потемневшая от времени бронзовая змея, держащая в пасти рубин. Хороший трофей. Он не обратил внимания на другие драгоценности — с этим пусть разбирается Бассо, но кольцо...
— Чье оно?
— Одного чрезвычайно жадного ювелира, — Гарретт ловко извлек трофей, полюбовался на него в свете ламп и перевел взгляд на Вайра. Тот опять смотрел как-то странно, будто… ревниво? Да нет, ерунда. — У него крайне богатая история. Эта вещичка считается едва ли не сакральной... Отличное дополнение моей коллекции.
— Осторожнее с сакральными вещичками, Гарретт, — Вайр покачал головой. — У них есть свойство привлекать беду.
— У меня и так... беда, — Гарретт дотронулся до уголка глаза. — Мне не привыкать. В последнее время я видел много странного, и после этого... я во многое не верю, скажем так.
— Ты можешь рассказать мне, — эту фразу Вайр произносил часто — наверное, даже слишком часто. Гарретт решил бы, что Вайр пытается выведать какие-то секреты, если бы не знал его лучше.
— Мои тайны достаточно темные, чтобы я хотел оставить их при себе, Вайр.
Вайр положил руку ему на загривок и поцеловал — долго и ласково.
— Как знаешь, Гарретт, — пробормотал он, отстранившись.
— Ты смотришь на меня так, словно я механизм, лежащий у тебя на столе, — заметил Гарретт.
— Хочу запомнить получше. Вдруг ты опять пропадешь на целый год, а я так и не узнаю, что с тобой случилось, — Вайр погладил его по коротким волосам на затылке. Гарретт несколько секунд смотрел на него. Вайр обычно предпочитал держать свои мысли при себе, но в этот раз предпочел высказаться.
— Постараюсь не пропадать больше так надолго, — пообещал Гарретт. Этот разговор ему не нравился, и Гарретт поспешил увести его в другую сторону:
— Перевяжешь мне ладонь?
— Чинить нужно не только шкатулку, да? — усмехнулся Вайр.
— Просто сменить повязку. Там уже почти все зажило.

Прежде чем забинтовать ладонь, Вайр тщательно ощупал ее и заставил Гарретта сгибать пальцы — все вместе и каждый по отдельности. Гарретт подчинился: он берег руки и предпочитал довериться в этом — а Вайр был хорош не только с механизмами. В какой-то момент Гарретт положил другую ладонь ему на колено и легонько сжал.
— Закончим с этим, и я пойду, — проговорил он. — Только оденусь и заберу свои вещи. Не хочу лишать тебя еще и ночного сна.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — отозвался Вайр. Закончив накладывать повязку, он аккуратно запихнул под нее краешки бинта.
Гарретт знал о его бессоннице, но Вайру об этом никогда не говорил. Тот был уверен, что в курсе дела только аптекарь, у которого он иногда покупал снотворное снадобье.
— Ты ведь плохо спишь, — проговорил Гарретт осторожно. — Это не Мрак..?
— Это не Мрак, Гарретт. Всего лишь бессонница, — Вайр пожал плечами с демонстративной небрежностью. — Почему, по-твоему, я работаю по ночам?
— Наверно, тебе лучше спится, когда рядом кто-то есть? Тогда я буду приходить чаще, — Гарретт прикусил язык. Он собирался сказать совсем не это.
— Чаще, чем раз в неделю? Я буду только рад, — Вайр рассеянно погладил его по руке и начал собирать свои инструменты.
— Тогда решено, — Гарретт кивнул больше своим мыслям, чем Вайру.
После того, с чем он столкнулся, осознание собственной внезапной смертности не давало ему покоя. Гарретт не боялся умереть: он знал, что у него нет и не может быть ни дома, ни семьи, а если он пропадет — ну, значит, просто пропадет, растворившись для всех во тьме, как сказка. Бассо, конечно, узнает и сделает верные выводы. Но Вайр?

Гарретт проснулся незадолго до рассвета, чувствуя себя совершенно разбитым — он не привык делить с кем-то постель именно для сна. Зато Вайр рядом с ним спал сном праведника и не проснулся даже, когда Гарретт осторожно выбрался из-под его руки и выскользнул из постели.
Пора было возвращаться в часовую башню.

@темы: песни китов, зфб, текстота, умелые ручки и зоркий глаз

---

Тексты (G — PG-13): мини «eyes without face (or vice versa)», мини «свечи, консервы, картины», бетинг драббла «Доверие», драббла «Долгая прогулка» Визуал (G — PG-13): tumblr-коллажи «the way she laughs», «the broken heart is blind», «got a secret, can you keep it?» Тексты (R — NC-21): драббл «no tenderness», драббл «Похититель драгоценностей», мини «surrender to the power», миди «got the best of him» Деанон: тексты ачивок

Название: eyes without face (or vice versa)
Размер: мини (1018 слов)
Канон: Thief 4 (2014)
Пейринг/Персонажи: Бассо,

спойлер

выродок!Гарретт, Королева Попрошаек
Категория: джен
Жанр: крипота?
Рейтинг: G — PG-13
Краткое содержание: не очень веселые последствия отравления Прималью.
Примечание: постканон, открытая концовка
Фикбук: [x]

Почти каждый вечер Бассо проводит наедине с бумагами. После мятежа заказов, кажется, стало в несколько раз больше, и некоторые из них — совсем не пустяковые, не всякому поручишь; предложил бы Гарретту, но тот не реагирует на письма и не приходит сам. Может, что-то опять случилось, а может, и нет. Может, он просто отдыхает от всей этой истории. Бассо вот с радостью отдохнул бы, но работа, работа...
Этот день ничем не отличается от предыдущего и, Бассо надеется, следующего. Он отправляет Гарретту очередное письмо (безрезультатно; Дженивер Вторая возвращается несколько взъерошенной и озадаченной — наверное, налетела на сородичей или бездомных мальчишек), принимает несколько заказов и рассчитывается с парой воров; в общем, вечер проходит удивительно спокойно. Ни облав, ни шумных пьяных компаний, ни недовольных клиентов — просто сказка какая-то.
Он уже собирается закругляться и пойти пропустить кружечку-другую наверху, когда оконная рама за его спиной с отчетливым стуком врезается в стену.
— Сколько раз просил тебя пользоваться дверью, — ворчит Бассо почти с облегчением. — Где тебя опять носило? Я беспокоился, знаешь...
Он оборачивается.
— ... ли.
Существо, стоящее перед ним, на человека походит разве что очень отдаленно. Его кожа бледная, как простыня, и кажется сухой даже на вид — странно, что первым Бассо замечает именно это,
потому что еще у существа нет ни рта, ни глаз.
Бассо вскрикивает и шарахается назад; край стола больно врезается в поясницу.
— Изыди!
Пальцы сжимаются на свече — первое, что попалось под руку. Как будто это его защитит, думает Бассо слишком спокойно — у твари каждый коготь раза в полтора длиннее.
Тварь делает шаг вперед, и Бассо, зажмурившись, взмахивает свечой, как мечом.
— Изыди!
В следующее мгновение он... не чувствует когти. И в следующее. И в следующее тоже. Это странно, и Бассо рискует приоткрыть глаза.
Твари нет.
Твари нет, но рядом с кроватью лежит что-то... другое. Знакомое. Чего тут быть не должно.
Бассо хмурится и подходит ближе, все еще сжимая в руке свечу, и из-под кровати доносится странный шорох — будто кто-то пытается забиться поглубже.
Боги на пороге.
Кто из нас кого сильнее боится, думает Бассо и с кряхтением опускается на корточки, медленно, медленно и осторожно протягивает руку к металлически поблескивающему чему-то — и замирает снова, потому что
это коготь.
Коготь Гарретта.
— О нет, — бормочет он и рывком поднимается на ноги; колени отдаются болью, но сейчас это неважно. — Нееет, нет, нет. Этого просто не может быть.
Из-под кровати медленно, очень медленно высовывается чужая рука — почти белая, монструозная; сперва кончики когтей, затем пальцы, затем сама ладонь. Левая. Со шрамом от арбалетного болта. Куда уж понятней, думает Бассо отстраненно и слышит собственный резкий выдох:
— Гарретт?

Перед рассветом Город кажется вымершим. Немногие оставшиеся пьянчуги дремлют за столами, возле "Буррика" никого нет; значит, пора. Самое время.
Бассо трижды стучит по стене возле окна, и Гарретт, помедлив, вылезает наружу. Он двигается неловко, как змея, еще не до конца сбросившая кожу, и сразу же прячется в тени. Привычка, думает Бассо. Не о спокойствии же горожан он беспокоится.
— Пошли, — бормочет он негромко. — Отведу тебя к Королеве Попрошаек... Она наверняка знает, что с этим делать.
Гарретт ворчит в ответ — странный звук, напоминающий хрип и бульканье одновременно, — и Бассо вздрагивает.

Морнингсайд тоже почти пуст. Нищие и больные спят в нишах и у стен, а те немногие, что еще бодрствуют, не замечают Гарретта. Собственно, его и сам Бассо не замечал бы, но Гарретт еле слышно шуршит чем-то в темноте — может, как раз чтобы Бассо всегда знал, где он. Это... странно. И беспокоит почти так же сильно, как само это превращение.
Гарретт никогда так не делал. Прятался — так прятался, выходил из тени — так выходил совсем; никаких подсказок, никаких намеков. Бассо не хочет думать, зачем он делает это сейчас, но мысли все равно лезут в голову — одна хуже другой, и все непрошенные.

Они почти доходят до часовни, когда Бассо слышит за своей спиной звук — негромкий, но отчетливый. Какой-то... утробный. Жуткий.
Бассо оборачивается, чувствуя, как волосы встают дыбом — как раз вовремя: Гарретт уже сидит на границе тени, в полумраке, сжавшись, словно перед прыжком. Бассо делает несколько шагов назад — медленно, аккуратно, нужно идти как можно тише, у слепых хороший слух;
Гарретт дергается было за ним, но отшатывается, попав на свет, и издает этот звук снова.
И только тогда Бассо осознает.
Гарретт не собирается нападать. Гарретту больно.
С ворчанием он закрывает лицо ладонью — половину лица, если точнее. Левую — ну, для Бассо левую. Между пальцами, кажется ему, струится еле заметный голубоватый дымок, но от недосыпа чего только не примерещится...
В этот момент Гарретт делает шаг вперед. Потом другой. Его качает, словно ноги его не слушаются; Бассо дергается было вперед, помочь,
но успевает только подхватить Гарретта, рухнувшего на мостовую лицом вниз — прямо в пятно света.
Кажется, Гарретт без сознания — сложно сказать, глаз-то у него тоже нет, — но его трясет. Кожа на его спине краснеет, но в этом нет ничего естественного: гораздо больше похоже на ожог.
— Чтоб тебя, Гарретт, — неискренне бормочет Бассо и, перехватив чужое тело поудобней, пятится в тень, к воротам.
Он знает, что вот-вот должен врезаться в них, но ворот все нет, и нет, и нет; когда это их успели открыть? Впрочем, это неважно. Королева знает, что они идут к ней, наверное, распорядилась...
— Мы позаботимся о нем, — слышит он за своей спиной и дергается. Сегодня что, все решили, что подкрадываться к нему — отличная идея?
Эту мысль он, впрочем, удерживает при себе. Не стоит хамить Королеве, особенно — если она единственная, кто может тебе помочь.
— Помоги занести его внутрь, Бассо, — продолжает она все так же спокойно. — И уходи. Ты ничем не сможешь ему помочь, стоя здесь.
Бассо (в очередной раз) оборачивается и с трудом вскидывает тело Гарретта на плечо.
— А как — смогу?
— Ты знаешь, мои услуги недешевы... — начинает Королева, и Бассо не сдерживает резкий вздох. Разумеется, он знает. — На наше счастье, для Гарретта я могу сделать скидку.
— Сколько?
— Пары монет будет достаточно, — Королева вздыхает и, покачиваясь, тяжело разворачивается на месте. Без своих слуг она выглядит странно, но Бассо не обманывается — некоторых из них он учил сам. Должно быть, они сейчас рядом. Прячутся в тенях, как положено. — Ты идешь или нет?
Бассо поспешно кивает ее спине и делает шаг вперед. Гарретт на его плече совсем легкий — люди не должны столько весить, — и кожа у него в самом деле сухая и тонкая, как пергамент.
— Надеюсь, ты правда его вылечишь, — бормочет он, и Королева откликается:
— Мы постараемся.
Небо над часовней медленно сереет.




Название: no tenderness
Размер: драббл (672 слова)
Канон: Thief 4
Пейринг/Персонажи: Ловец Воров/Гаррет
Категория: слэш
Жанр: драма, PWP
Рейтинг: R
Примечание: авторская пунктуация
Фикбук: [x]

Говорят, первым Мрак отнимает сны. Это не так-то просто проверить: сейчас в Городе вообще трудно уснуть, и те, у кого получается, спят беспробудно и крепко — от усталости. Разумеется, Генерал не расспрашивает стражников и прислугу — ему не до того; он слышит разговоры и шепотки вокруг себя, за запертыми дверями, за окнами, на улицах. Слухи доходят до него уже не так быстро, как раньше — многие информаторы мертвы, — но все же... все же.
Генерал мало спит и мало ест, и тяжело наваливается на трость при ходьбе — проклятая нога с каждым днем болит все сильнее. Это тоже от усталости, говорит доктор и советует отдохнуть немного; Генерал выгоняет его — воры не будут ловить себя сами, работа сама себя не сделает.
Иногда ему кажется, что от боли и усталости он сходит с ума. Иногда краем глаза он замечает тени, но, когда поворачивается, никого уже нет. Иногда он слышит шепот из пустых комнат. Иногда вместо себя он видит в зеркале свою мать.
Но Генерал еще видит сны, и это успокаивает. Значит, он в порядке. Значит, он еще будет жить.

Сегодня ночью ему снится вор.
У вора сильное гибкое тело и тонкие пальцы, и черные волосы, и глаза разного цвета, и белесые полосы шрамов на щеке; вор смотрит на него с нахальством и вызовом, и от этого взгляда в ушах начинает стучать кровь. В этом сне Генералу не нужна трость, чтобы ходить, в этом сне Генерал может бежать,
и он преследует вора по темным переулкам и крышам
(воздух пахнет дымом и дождем, как раньше, как до всего этого),
по площадям, через таверны и чужие дома; от азарта погони сложно дышать, в груди расцветает ярость, от которой дрожат руки. Попадись ты мне, думает Генерал, только попадись; я помню тебя, я никогда бы тебя не забыл, чернорукий ублюдок, это из-за тебя, это все из-за тебя
но никак не выходит вспомнить, что именно.
Генерал знает Город как свои пять пальцев. Генерал загоняет вора в тупик.
У него получается.
Вор замирает, тяжело привалившись к стене плечом, и смотрит, как Генерал подходит ближе. В чужих глазах нет страха, и смотрит он вовсе не на арбалет; вор смотрит Генералу в глаза — все так же молча, все с тем же вызовом. Вот он я, читается в этом взгляде; что ты будешь делать теперь?
Генерал слишком стар для вызовов. Он знает, что нужно сделать — выстрелить в ногу, нацепить наручники, притащить в ближайшее отделение стражи или прямиком на виселицу;
но перед глазами еще стоит алая пелена, и ярость заставляет его сделать шаг вперед, потом другой и третий.
Вор не сопротивляется, когда Генерал стягивает с него штаны — даже помогает, ухмыляясь уголком рта; презрительно ухмыляясь, кажется Генералу, как "это все, до чего ты додумался?", как "это все, что ты хочешь со мной сделать?", как "ты жалок, Ловец Воров",
и Генерал со сдавленным рыком прикладывает его лопатками о стену.
Кто тут еще жалок, думает он.
Вор не сопротивляется, когда Генерал трахает его. Вор стонет и подается навстречу, насколько может, вор цепляется за его плечи, вор смотрит ему в лицо — все так же насмешливо, и у Генерала перехватывает дыхание от ярости и внезапно накатившего желания — звериного, настоящего, которого он не чувствовал уже давно,
и он кусает вора за открытую шею, сжимает пальцы на чужих бедрах, дергает на себя чужое тело — все сильнее и быстрее;
вор сжимает его бока коленями и тянет одну руку вниз, к своему члену. У него стоит, отмечает Генерал почти безразлично; бывают же больные люди...
Когда он снова поднимает глаза, вор смотрит на него иначе. Генерал не знает, как описать этот взгляд, Генерал не уверен, что хочет его описывать;
(так на него смотрела мать, пока была жива. Пока он еще не был Генералом)
— Тадеуш, — шепчет вор сорванным от стонов голосом, и Генерал чувствует, как к его щеке прижимается ладонь — жесткая кожа перчатки, холодные тонкие пальцы. — Тадеуш.

Генерал просыпается, вздрогнув, как от удара. В комнате темно и пахнет рекой, распахнуто окно — наверное, заходила одна из новеньких служанок; нужно будет найти ее и объяснить, почему нарушать хозяйские указы — плохая идея, думает он отстраненно.
Он уверен, что ему что-то снилось, но никак не может вспомнить, что.
На мгновение это кажется ему началом конца.



Название: surrender to the power
Размер: мини (1219 слов)
Канон: Thief 4 (2014)
Пейринг/Персонажи: Мадам Сяо-Сяо/Ловец Воров
Категория: гет/слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R – NC-17
Предупреждения: элементы БДСМ, в частности - D/s-отношения
Краткое содержание: Генерал, его необычные запросы и единственная женщина, которой он может хоть немного доверять
Примечание: гендерная интрига - представляйте Мадам хоть цис-женщиной, хоть МтФ, хоть трансвеститом; авторская пунктуация
Фикбук: [x]

Генерал приходит к ней по вторникам. Иногда чаще, иногда реже; в последнее время — скорее реже. Ему не нужно приглашение, не нужно сопровождение или стража; он проходит сквозь ее дом, тяжело опираясь на трость и стуча сапогами, мимо девочек и клиентов, пачкая ковры уличной грязью, раздраженно откидывая в сторону занавеси,
уверенно, словно акула, почуявшая кровь, одним и тем же маршрутом он идет в ее кабинет.
Раньше они встречались чаще. Раньше они танцевали — ее рука в его, чужая широкая ладонь на бедре, уверенные шаги, прижимающиеся друг к другу тела (Генерал ведет, всегда ведет), полузаметная, будто неуверенная улыбка на узких губах; но нет, больше нет. Никогда. С его ногой не до танцев, с его ненавистью не до улыбок — разве что яростных, полных наслаждения от чужой боли;
она понимает это лучше прочих.
Она все еще рада его видеть.

Он запирает за собой дверь и замирает — молчаливая, плотная тень с тяжелым взглядом; она оборачивается, поправляет парик. Волосы падают ей на лицо.
— Все в силе? — спрашивает Генерал; только попробуй отказать, говорят его глаза.
Она и не собирается.
— В силе, — она кивает и поднимается на ноги. — Ты еще помнишь слово?
— Еще бы я забыл, — он смеется, хрипло и невесело. — "Коготь".
Она кивает снова. В полумраке лицо Генерала кажется причудливой деревянной маской — странной, не лишенной очарования и безумия, — и на мгновение она задумывается об окружающих Город лесах, древних языческих ритуалах; мысль уходит, стоит Генералу сделать шаг вперед, маленький и словно неуверенный. Трость опускается на каменный пол тяжелее, чем обычно, и громче.
Усмехнувшись, она садится на край кровати.
— Раздевайся.

Иногда ему нужно наказание. Иногда — боль. Сегодня он пришел за властью, но не своей — чужой; сегодня он хочет подчиняться, сегодня он не представляет любви без сжавшихся на горле пальцев,
и она готова дать ему это.
Она забирает трость из его неподвижных пальцев, кладет ему на плечо, и он опускается на колени — теперь его очередь смотреть снизу вверх; Генерал гладит ее бедра и ждет следующего приказа — широкие, жесткие ладони на тонкой белой коже. Несколько секунд она позволяет себе просто насладиться прикосновением.
Бледно-зеленые глаза Генерала кажутся почти черными, когда она вплетает пальцы в его волосы и тянет, заставляя поднять голову. Второй рукой она прикасается к поясу — мягко, почти задумчиво, — и улыбается, услышав, как на мгновение чужое дыхание прерывается.
— Развяжи мой халат, — говорит она почти нежно и откидывает трость в сторону.
Генерал слушается. Его пальцы не дрожат, его лицо не выражает ничего, но она знает его лучше прочих; слишком ровное дыхание оседает на ее бедре, и если она прижмет пальцы к его шее, то почувствует, как колотится его сердце. Если она сделает это, Генерал вздрогнет, но не отстранится. Она не хочет этого делать.
Вместо этого она разводит бедра и притягивает его ближе.

Его прикосновения не слишком умелы, но старательны. Вряд ли он делает это часто, вряд ли он делает это с кем-то, кроме нее; если бы она хотела удовольствия — позвала бы одну из своих девочек, если бы она хотела настоящей власти — не спала бы с Генералом. Это всего лишь работа, хоть и приятная. Одна из многих.
— Осторожнее... с усами... — выдыхает она и сжимает пальцы в чужих волосах чуть крепче; Генерала от этого пробирает дрожью. — Вот так... вот так. Хороший мальчик.
Он опирается на ее бедра и не открывает глаза, но ей нет до этого дела. Какая разница, представляет ли он кого-то, какая разница, если сейчас он думает не о ней;
она стонет и комкает одеяло второй рукой, и пытается удержать жгущее язык "Тадеуш".
У нее получается.

Она отстраняет его, когда понимает, что еще немного — и все закончится слишком рано: тянет за волосы, заставляет поднять голову, и только тогда Генерал открывает глаза. У него пустой, немного растерянный взгляд, словно он только что проснулся и не понимает, что происходит; она знает, многие отдали бы все, чтобы увидеть его таким.
Улыбнувшись, она наклоняется и целует его в губы, крепко и долго. Собственный вкус заводит ее, но это не важно; важно — то, как Генерал тянется к ней, опираясь на ее бедра, но не пытаясь (не решаясь) подняться на ноги или заставить ее пригнуться.
— На кровать, — хрипло говорит она, разорвав поцелуй. Генерал смотрит на нее так, словно разучился понимать человеческую речь, и, вздохнув, она бьет его по щеке — не сильно, так, чтобы привести в чувство. — На кровать, я сказала. На спину. Руки на изголовье, без приказа не убирать. Все понял?
— Да, — отзывается он так же хрипло.
Она приподнимает бровь:
— Что, прости?
— Да, мадам.
— Молодец.

Эта часть встреч, пожалуй, нравится ей больше всего. Ей не нужно притворяться, ей не нужно изображать удовольствие, и она знает, как прикасаться, чтобы было хорошо — безумно хорошо, и это не преувеличение. В этом она лучшая.
Она вообще много умеет.
Генерал стонет, запрокинув голову и вцепившись в изголовье побелевшими пальцами, когда она скользит ладонью по его члену — то быстрее, то медленнее; она сидит на его бедрах, смотрит на него сверху вниз и улыбается отстраненно и задумчиво. У него столько шрамов, что она не сможет сосчитать, даже если захочет — непременно собьется. От ножей и мечей, от арбалетных болтов и стрел, осколков стекла, разбитых бутылок, ожогов; они завораживают, но Генерал не любит, когда к ним прикасаются, а она уважает его желания.
В такие моменты она действительно считает Генерала красивым — распростертого на ее постели, разгоряченного, подающегося навстречу ее ладони; она знает, как ему нравится больше всего,
но еще она знает, как он заводится, если не получает, что хочет.
Она убирает ладонь, не обращая внимания на почти отчаянный стон — так вовремя, еще немного, и он бы кончил; Генерал смотрит на нее снизу вверх и не шевелится, только подрагивают напряженные бедра. Он молчит, не доверяя (она знает) своему голосу. Наверное, хочет спросить, в чем дело, наверное, хочет просить ее продолжить, но сдерживается — пока сдерживается.
— Хочешь еще? — спрашивает она почти ласково и улыбается, глядя ему в глаза; он кивает. — Вслух!
— Да, мадам, — его голос звучит уже привычно хрипло и надтреснуто, и, помедлив, он облизывает губы.
— Оближи еще и это.
Она тянется вперед (бедра под ней вздрагивают снова), прижимает к чужим губам пальцы; Генерал облизывает их, глядя на нее из-под ресниц, и от этого взгляда возбуждение накатывает на нее еще сильнее, тяжелой душной волной.
— Хороший мальчик, — шепчет она и выпрямляется. — Хороший, послушный мальчик.
Звук, который издает Генерал, когда она прикасается влажными от слюны пальцами к его члену, она не может описать даже про себя.

Время здесь тянется незаметно. Совсем скоро Генерал говорит — стонет, захлебываясь словами, подается навстречу ее ладони, просит ее продолжать, просит ее не убирать руку, не останавливаться; любой из ее девочек эта власть вскружила бы голову, но не ей. Она знает, как опасно может быть подобное.
Поэтому в какой-то момент она не убирает руку.
Генерал кончает со вскриком, едва не врезавшись затылком в изголовье; пальцы будто сводит судорогой, он вздрагивает, запрокинув голову и зажмурившись, и какой вид... Несколько долгих мгновений она просто смотрит; затем вздрагивает тоже, словно очнувшись от сна, и соскальзывает на покрывало одним плавным движением. Голова кажется тяжелой, будто от усталости. Она не уверена, что устала.
В изножье кровати лежит кусок ткани — старый, давно выцветший, мягкий; им она вытирает Генералу живот, потом безразлично откидывает в сторону. Позже найдет и отнесет прачкам, или постирает сама, если будет время. Скорее всего, его не будет.
Повернувшись, она видит, что Генерал смотрит на нее из-под ресниц — пустой, бессмысленный взгляд. Он так и не отпустил изголовье; беззвучно вздохнув, она придвигается ближе и разжимает его пальцы, обнимает его за плечи.
— Иди сюда, — бормочет она и, поддавшись порыву, прижимается губами к его макушке. — Вот так. Иди сюда.
Непрошеное "Тадеуш" все еще жжет ей язык.


Название: the broken heart is blind
Форма: тумблер-коллаж
Канон: Thief III: Deadly Shadows
Пейринг/Персонажи: Эдвина Мойра
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа

Название: the way she laughs
Форма: тумблер-коллаж
Канон: Thief I: The Dark Project, Thief II: The Metal Age
Пейринг/Персонажи: Виктория
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа

Название: got a secret, can you keep it?
Форма: тумблер-коллаж
Канон: Thief 4 (2014)
Пейринг/Персонажи: Город (из Thief 4, само собой)
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа

@темы: зфб, текстота, not even sorry [2], умелые ручки и зоркий глаз

---

22.03.2018 в 14:07

Пишет  Мистер Ирбис:

ЗФБ: деанон

RE-тим

[13:48:31] Deirdre: надо внизу штоль написать "не поняли, что сходили на ЗФБ, чего и вам желаем"
(вместо эпиграфа-1)

RE-тим деанонилась.
Ну... э. Мы сходили, в общем) Все тем же ламповым составом и с новыми лицами. Стыдно признаться, я была рыбодебилом всю дорогу, хотя у меня была хорошая такая задумка для миди на высокий рейтинг. Но увы, не смогла. Зато в другой командочке мы отожгли на рейтинге, но эту историю я приберегу для ее деанона.
Похвастаться особо нечем, кроме бетинга и обложек к фанмиксам.

Аркейн

Аркейн деанонились.
Тут тоже скромно — один дженовый перевод про Билли Лёрк. Почему Билли? Не знаю. Я ее даже не люблю, хоть и пощадила при прохождении Knife of Dunwall.
Грустно на самом деле, потому что когда меня позвали в команду, я, в принципе, еще лихо упарывалась, и у меня были кое-какие идеи. Вообще, я шла с намерением принести хотя бы по одному тексту в каждую из своих команд, но получилось как всегда. Наверно, дело еще и в том, что сокомандники в основном упарывались по Prey и DotO, а я поскольку ни в то, ни в другое так и не поиграла (и вообще у меня много претензий к DotO касательно слива Дауда), то чувствовала себя немного лишней на этом празднике жизни.

Zee Beckett [2/17/18]: может, побудем добрыми для разнообразия?)
Церо [2/17/18]: я и так все время добрый)
Zee Beckett [2/17/18]: так и я тоже хочу побыть добрым)
(вместо эпиграфа-2)

Ворье деанонилось.

А вот и они, вот и команда мечты наконец-то пришла!
Вот тут мы жгли. Жгли бензином, напалмом, ворванью, светящейся смазкой вообще всем, что под руку попадалось. Это была отличная игра, это было весело.
Я, в общем, когда увидела баннер в чужой френдленте, сначала призадумалась — по Ворью я на тот момент горела уже не очень сильно, но у меня был недописанный миди, и я подумала: "Хуле бы нет?". И пошла. И дописала. 9К слов джена и херт-комфорта, да еще и с оригинальным персонажем в центре истории. Честно, я не думала, что выгорит и что кто-то вообще будет это читать. Но ведь читали! Комментировали! Голосовали! Я до сих пор в минуты душевной тревоги перечитываю один из бартерных отзывов на этот текст.
И отдельно хочу сказать спасибо добрым людям, которые этот текст бетили —  Mescaline|MDMA и  Gianeya. Ну, и, конечно, моему братану Лиллю за поддержку)

А потом я привела в команду моего братана Лилля дорогого друга  perfect shotgun, и мы продолжили жечь вместе. Оргмин по текстам высокого рейтинга за сутки? Можем, умеем, но повторять не желаем. Вот тут мы все укоризненно посмотрим на людей, которые обещают тексты, но сливаются на полпути. С оргмином вообще получилось не специально: я планировала написать высокорейтинговый миди для РЕ-тим, но не срослось. Зато я написала (не без помощи дорогого друга) два PWP-драббла с крайне редким кроссоверным пэйрингом Дауд/Гаррет. Как вы можете убедиться, глядя на деанон, все работы с этим пэйрингом — наши с дорогим другом.
А потом оказалось, что завтра выкладка, а у нас нет миди.
И мы с дорогим другом смонстрячили PWP-миди — снова с оригинальным персонажем! — на коленке и из подручных средств. Мне за него стыдно, если честно, потому что продукт получился сырой. Если бы у нас было больше времени и больше мозга, получилась бы конфетка. Но тем не менее, читателям текст понравился, и за него голосовали, что греет мне сердечко)
А еще мы делали коллажи, сочиняли вороновости (отдельное развлечение!), общались в чате стикерами, и все было практически радужно...
... но так же не бывает, чтоб было совсем все хорошо. Удовольствие от игры подпортило только... незрелое поведение некоторых сокомандников. Честно, я была удивлена — вроде бы мы все взрослые люди, и на дворе давно уже век Летучей Мыши. Но, видимо, у кого-то на календаре по-прежнему 2007 год, ну да и ладно.

В общем, на этом я сворачиваю лавочку и закончу традиционно: ЗФБ закончилась, всем спасибо, все понравилось, БОЛЬШЕ НИКАГДА!

@темы: зфб, пуля - дура, а все штыки забрали в атаку, в хате снова накурено

---

Название: perfect vanity/insanity
Канон: Dishonored 2
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Эмили, Корво
Категория: джен
Исходники: фотографии из открытого доступа
Рейтинг: G — PG-13
Примечание/Предупреждения: высокий хаос

Название: mirror mirror on the wall
Канон: Prey
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Морган Ю (в двух экземплярах)
Категория: джен
Исходники: фотографии из открытого доступа
Рейтинг: G — PG-13

@темы: песни китов, зфб, not even sorry [2], неконкретная игрота без своего тега

---

Название: but you’re sinking fast
Размер: мини (1278 слов)
Пейринг/Персонажи: Гилберт
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13(?)
Краткое содержание: жил Гилберт, жил и умер.
Примечание: авторская пунктуация, авторские хэдканоны, написано по заявке сокомандника
Фикбук: [x]

На закате Гилберт просыпается.
Отблески на полу — красные, рыжие, — почти доползли до носков его сапог; Гилберт вздыхает и с трудом потягивается. Ноги почти не слушаются, но это ничего, это уже давно так.
Болит спина и болят руки, но сильнее всего — в груди, глубоко внутри, под ребрами; он знает, это не пройдет, это уже никогда не пройдет. Он успел с этим смириться за последние дни
(недели, месяцы, годы
сколько он уже здесь?),
он знает, что скоро умрет, что с этим ничего не сделать. В конце концов кровь не помогла ему, как и говорил отец. В конце концов кровь убила их всех.

(его отец был солдатом — когда-то давно, где-то далеко от здесь и сейчас; Гилберт с трудом вспоминает его лицо, но помнит голос — сильный, всегда раздраженный. отец воевал где-то-далеко-где-Гилберт-никогда-не-был-и-не-будет, отец вернулся домой полным желчи и тихой злобы, отец вернулся домой надломленным.
уже никогда не будет как прежде, говорила мать, собирая осколки стекла — бутылку, смахнутую со стола неосторожным и нетрезвым взмахом. уже никогда не будет хорошо.)

По правую руку от его кресла стоят бутылки с водой, по левую — огнемет. Гилберт с трудом может вспомнить, откуда тот взялся — был здесь всегда? куплен для защиты? выдан командиром? Гилберт уже не всегда не может вспомнить, что было раньше — память подернулась странной дымкой; впрочем, он не хочет вспоминать. От оружия пахнет кровью и пеплом, и от одной мысли об этом запахе Гилберт начинает задыхаться, тяжело кашляет в кулак
(на ладони остается кровь; он привычно вытирает ее о жилет);
хочется оттолкнуть его подальше, но ноги отказываются ему подчиняться, а наклоняться ближе совсем не хочется.
Он просто сидит и ждет, и сам не знает, чего.

**

Охотник приходит, когда Гилберт почти засыпает снова, охотник приносит с собой запах крови — сильный, терпкий, — лекарств и чего-то еще, чего-то неопознаваемого, того, что делает охотника охотником. У него (или нее? Гилберт не может понять) тихий, растерянный голос без капли страха и незнакомый акцент
(Гилберт почему-то чувствует дрожь, когда слышит его).
Конечно, он знал, что сегодня ночь охоты. Как он мог не знать? Он чувствует это в своей крови, он чувствует это в своих костях — страх перед тварями, бродящими снаружи; что-то древнее — так пещерные люди, наверное, чувствовали волков, медведей, всех тех хищников из темноты. Раньше люди прятались у огня, а сейчас из половины домов разит ладаном, только он — не гарантия безопасности
(огонь, впрочем, тоже).

Охотник остается рядом еще ненадолго. Гилберт ему (наверное, все-таки ему?) благодарен — он не помнит, когда в последний раз слышал человеческий голос, когда вообще чувствовал человека рядом
хотя бы вот так, за стеной.

**

Потом охотник уходит. Потом приходит снова. Они говорят — вернее, говорит в основном Гилберт, сквозь кашель и боль, говорит, говорит, говорит, рассказывает про город, бормочет и хрипит, когда перехватывает горло; ему не страшно, хотя он слышал крики, вязкий ярнамский акцент, металлический звон и хруст костей, а потом — что-то далекое и невыносимо нечеловеческое, такое, что голова на секунду взорвалась болью.
Он не боится охотника. Он же не зверь.
Охотник за окном то ли хмыкает, то ли вздыхает, а потом к стеклу с той стороны мягко прижимается рука — черная кожаная перчатка, измазанная кровью (Гилберт видит след на окне
ему все еще не страшно).
Гилберт медленно поднимает руку и касается холодного стекла.
Охотник хмыкает снова и шепчет:
— Все будет хорошо.
На секунду Гилберту становится холодно.

**

Когда охотника нет, Гилберт смотрит в стену напротив и считает свой пульс. Его комнатка совсем маленькая — четыре коричневые стены, серый потолок, кровать и столик со свечой у изголовья, а еще его кресло. Гилберт не уверен, почему спит в нем, а не на кровати; может, потому что так будет проще защититься, если кто-то все-таки прорвется внутрь?
Он не знает. Он просто так привык, вот и все.

(голос охотника похож на голос его матери — такой же тихий, такой же женственно-высокий. Гилберт помнит, как его мать пела — когда-то давно, еще до того, как вернулся отец
еще до того, как он ушел;
она готовила и пела, мыла посуду и пела — может, не так хорошо, как женщины из церковного хора, но Гилберту нравилось. отцу тоже.
иногда Гилберт хочет спеть одну из этих песен, но никак не получается вспомнить.)

Вода отдает железом, когда Гилберт пытается попить, и в закатном свете похожа на кровь. Он не откидывает бутылку (хоть и очень хочет), он допивает до дна и ставит у своих ног — это обычное дело в Ярнаме, кажется, тут вообще нет нормальной воды.
Кашель душит его. Он закрывает глаза и пытается дышать ровно, так же ровно, как бьется его сердце, но что-то почти мягко пережимает горло
(как рука в кожаной перчатке),
и в комнате невыносимо пахнет кровью.

Он узнает о приближении охотника по крикам — сначала ярости, потом боли. Люди (те-кто-раньше-были-людьми) умирают так просто, что в это даже не сразу выходит поверить;
совсем близко он слышит собачий лай, потом выстрел, потом влажный хруст и скулеж,
а потом охотник подходит к окну и стучит в стекло.
У него странное дыхание — словно он долго бежал или плакал, — и Гилберт до боли сжимает пальцы на подлокотниках.

Гилберт отдает ему свой огнемет и не жалеет об этом. От ладоней теперь пахнет пеплом, железом и, совсем немного, жареным мясом — наверное, надо было обмотать их чем-то, прежде чем браться за эту проклятую штуковину, но что уж теперь поделать; он и так с трудом приподнялся с кресла, чтобы открыть окно и вытолкнуть огнемет наружу — добраться до кровати бы просто не получилось.
Ему кажется, что в теле не осталось костей — только кровь (иначе почему здесь так пахнет?) и страх, глубокий, первобытный ужас. У него дрожат руки. Он знает, что бояться нечего, что звери не смогут пробраться внутрь, а охотник его не тронет, но...
Но.

**

Солнце садится как-то сразу — вот был закат, а вот уже сумерки. На полу и той стене, что напротив окна, пляшут тени (слишком изломанные, чтобы быть человеческими); Гилберт смотрит на них и пытается дышать. Боль колотится в груди обезумевшей канарейкой, и не нужно проверять пульс, чтобы знать — сердце заходится точно так же.
Кажется, его кровь кипит. Кажется, в дверь скребутся. Кажется, стекло тонко звенит, когда по нему стучат когтями.
(когда он поворачивается к окну, за ним никого нет)

(он почти не помнит первые годы в Ярнаме — только что боль отступила, что было светло, что он не боялся задохнуться во сне; он делил комнату с кем-то еще — комнату, не постель, — и этот полузабытый человек был другом
(или была? так сложно вспомнить),
самым настоящим, каких было мало в его жизни.
он помнит, что друг стал охотником. он помнит, что друг однажды вернулся среди ночи, пахнущий огнем и пеплом, и больно вдавил в ладонь маленький каменный квадрат со странными царапинами на нем.
не потеряй, помнит он. пригодится, помнит он.)

В этой панике, этой холодной дрожи он переживает следующие неизвестно-сколько-часов. Время тянется и тянется и тянется как смола как запах ладана как кровавая слюна между звериной пастью и рваной раной на боку мертвой лошади
кажется, он слышит голоса, кажется, он говорит сам, только не понимает ни слова, только не уверен, что хочет понимать; звери ходят за стенами его дома, прикасаются влажными от крови пальцами, и ему так страшно, боги, ему так страшно
на стене и полу танцуют тени, тянутся к нему черными узловатыми пальцами; он все-таки поджимает ноги к груди, вжимается в спинку кресла и смотрит
смотрит
смотрит

надежно спрятанный под одеждой холодный каменный прямоугольник жжется не хуже огня

**

окно вспыхивает алым как на рассвете вот только сейчас не рассвет
алое как кровь из артерии стоит перед глазами привкус железа во рту грудь разрывает от боли он задыхается задыхается задыхается царапает подлокотники дерево под ногтями длинными и крепкими звериными ногтями
он разрывает жилет и рубашку выворачивается из штанов сдергивает сапоги нечем дышать что-то в его голове что-то чужое в его голове он царапает пол бьется бьется бьется сбивает ногой бутылки
вода пахнет кровью
бежать
бежать бежать бежатьбежатьбежатьбежать

**

На закате Гилберт просыпается.




Название: a wilted heart
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Король Кейнхерста (и понимайте под этим кого хотите, от Логариуса до Идона)
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: подарок сокоманднику; вдохновлено вот этим: [x]

+18

Название: upside down
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Кукла|Мария
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: очень неожиданное модерн!АУ; подарок сокоманднику

Название: sea and camomiles
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Кукла|Мария
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

Название: защитница
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Кормилица
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: несколько альтернативное и гуманоидное видение Великого

Название: слишком много воды
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Сирота Кос
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: несколько альтернативное и гуманоидное видение Великого, морская тематика

Название: как паук в водичке катается
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Ром
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: несколько альтернативное и гуманоидное видение Великого

Название: я твой собор колокольня шатала
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Амигдала
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: несколько альтернативное и гуманоидное видение Великого

Название: космическое дитя
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Ибраитас
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: несколько альтернативное и гуманоидное видение Великого

Название: глубоководное всплыло
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Кос
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: несколько альтернативное и гуманоидное видение Великого

Название: тишина и лабиринты
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Миколаш
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

Название: кровь кровь Ярнам охота
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Мун Презенс
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: несколько альтернативное и гуманоидное видение Великого

Название: things that fall
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Герман/Лоуренс
Категория: слэш
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.
Примечание: название отсылает к этой картинке: [x]

Название: the guilt follows
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Мария, косвенно Кос
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

Название: beasts are coming
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Центральный Ярнам
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

Название: змеи в твоей голове
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Запретный Лес
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

Название: ожидание
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Кейнхерст
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

Название: you are never ready
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Кошмар
Категория: джен
Рейтинг: PG-13(?)
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

Название: I see a bad moon rising
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Соборный округ
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

Название: the end is coming soon
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: птумеру
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500 х 500 px.

@темы: bloody hell, зфб, текстота, not even sorry [2]

---

Название: Мы защищались как могли
Форма: сет двустиший
Пейринг/Персонажи: семейство Бейкеров, Уинтерсы, котаны из "Ужасов канализаций", мимоКрис
Категория: джен
Количество: 8 штук
Рейтинг: PG

сготовила котлеты мама
без плесени нельзя их есть

у криса кончились патроны
но до сих пор есть кулаки

за лето изменился редфилд
теперь его и не узнать

спасать жену поехал итан
но самого пришлось спасать

мне мия отрубила руку
но к счастью был у зои скотч

нам очень важен оператор
но камера важней всего

к нам три дебила в дом вломились
мы защищались как могли

однажды мия озверела
пришлось сажать ее на цепь



Название: Ребекка пользуется мозгом
Форма: сет двустиший
Пейринг/Персонажи: Ребекка
Категория: джен
Количество: 7 штук
Рейтинг: PG
Примечание: канон - Vendetta

ребекка пользуется мозгом
но может и по морде дать

ребекка пользуется мозгом
и зомби следуют за ней

ребекка пользуется мозгом
и выживает всем назло

ребекка пользуется мозгом
а крис с леоном что-то нет

ребекка пользуется мозгом
он в банке на столе стоит

ребекка пользуется мозгом
ее в амбреллу не зовут

ребекка пользуется мозгом
такая редкость в наши дни


__________________________________


Название: Lady Killer
Форма: фанмикс
Пейринг/Персонажи: Джессика Шерават
Исходники: фотография из общего доступа
Размер: 6 треков

ссылка на архив с песнями, если плеер не пашет: yadi.sk/d/eQUBcC8K3P3RdB



Название: Not A Saint
Форма: фанмикс
Пейринг/Персонажи: Алекс Вескер
Исходники: фотография из общего доступа
Размер: 7 треков
Примечание: очень много авторских хэдканонов

ссылка на архив с песнями, если плеер не пашет: yadi.sk/d/T7Mr80AG3S4eE8

@темы: зфб, not even sorry, резидент ивел, текстота

---

Название: your expectations of 'pretty'
Размер: драббл (714 слов)
Пейринг/Персонажи: Алекс Вескер/adult!Наталья Корда
Категория: фемслэш
Жанр: неэротичное PWP, внезапный романс
Рейтинг: R
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними; куча закадровых и не только хэдканонов
Фикбук: [x]

Наталья возвращается домой ранним утром, скидывает в коридоре куртку и сапоги и идет прямиком в спальню. Она умеет ходить тихо, но сейчас ее ноги утопают в ковре, и вместо своих шагов она слышит чужие — звонкое цоканье каблуков.
Она устала, она не спала несколько суток, а значит, Алекс, разумеется, разумеется, придет. Алекс всегда поднимается из глубины в такие моменты и всегда пытается
пытается
пытается

Получается ли у нее? О да. Несомненно. У кого из них?

Когда она входит в комнату, Алекс стоит у окна, прислонившись к стене плечом. Ждет ее. Холодный зимний рассвет окрашивает комнату в нежно-розовый; Алекс смотрит ей в глаза, долго и внимательно.
Не здоровается. Она никогда не здоровается. Она всегда здесь.

Наталья садится на край кровати, смотрит на Алекс — просто смотрит, без выражения
(она так думает);
Алекс выглядит как она, всегда выглядела как она, но куда женственней, куда изящней. И волосы у Алекс всегда светлые. Еще нее очень хищная, острая улыбка, и она всегда показывает зубы; Алекс знает, о чем она думает, потому что всегда здесь, всегда с ней, всегда в ее голове. Алекс пересекает комнату быстрым шагом, молча, и Наталья знает, что сейчас будет; Алекс толкает ее в грудь, и
Наталья знает, что падает сама, что нет никакой чужой ладони под ее ключицами; говорит себе, что сама так захотела, что все под контролем.
Правда в том, что она чувствует толчок.

Как вы живете в одной голове с сумасшедшей ученой? Отлично, пока она не пытается меня убить.

Алекс забирается сверху, устраивается на бедрах, крепко прижимает ее запястья к подушке (жесткая хватка, как наручники, только хуже); молчит, только глаза поблескивают — знакомо, знакомо.
— Тебе идет камуфляж, — говорит Наталья, чтобы заполнить паузу, и не сопротивляется.
Алекс смотрит на нее, а потом
смеется
смеется
смеется.

Они целуются как в последний раз (как обычно); Алекс прокусывает ей губу, а потом слизывает кровь — так долго и тщательно, что Наталья почему-то начинает задыхаться. Ее руки дрожат, когда она раздевает Алекс, стягивает сначала свитер — зеленый, в черных пятнах, — потом штаны, потом, ругаясь не то шепотом, не то про себя, пытается расстегнуть чужой лифчик. Алекс не нужно удовольствия, только подчинение, а Наталья предпочитает раздеваться перед сексом. Маленькая попытка удержать ситуацию под контролем.
Алекс улыбается, все еще прижимаясь своими губами к ее, и выпрямляется. Медленно, медленно сползает с ее бедер; медленно, медленно расстегивает ремень.
А потом одним рывком спускает штаны вместе с бельем до колен.
Сопротивляться бесполезно. Она и не пытается.

Алекс трахает ее пальцами — долго, издевательски долго, пока она не начинает совершенно непристойно скулить и царапать попеременно простыни и чужую спину; скажи это, говорит Алекс, это же так просто, всего два слова, только два слова, "я твоя"
— Иди ты, — огрызается Наталья непослушными губами и смеется сквозь стон, — в пизду.

Чем дольше она смотрит на Алекс, тем отчетливее видит на своем лице не-свои черты. В детстве это пугало ее, но не сейчас, только не сейчас: это значит, что все под контролем. Что она контролирует ситуацию. Что она может заставить Алекс исчезнуть, если захочет.
Протянув руку, она тянет Алекс за тяжелую косу, заставляет наклониться; целует — долго, долго, почти нежно, пока Алекс не выдыхает в ее губы и не дергает рукой как-то по-особому, и
Наталья задыхается, кусает свои и чужие губы в попытке сдержать стон, и
целует ее
целует ее
целует ее,
и сама не замечает, как успела зажмуриться.

Она знает, что Алекс боится. Что Алекс торопится. Что несколько лет назад Алекс мучила бы ее, пока не получила бы, что хотела (поэтому несколько лет назад они и не трахались).
Она знает, что скоро не будет ни Натальи, ни Алекс — они срастаются уже двадцать лет, так медленно, так неотвратимо; это уже не пугает ее. Больше нет.
Но Алекс? Алекс боится.

Когда она открывает глаза, Алекс уже нет. Нет нужды осматривать комнату — Наталья знает, просто знает, что Алекс не прячется ни в складках штор, ни в шкафу, ни на потолке
(после того случая она с месяц не могла спать нормально — все видела эти немигающие глаза, изогнутую шею, алые, алые губы; просто кошмар, конечно, но от этого не легче).
Она медленно раздевается до конца, скупыми движениями скидывает одежду на пол и смотрит в потолок из-под ресниц. Она устала. Она так устала. Наверное, стоит подумать об этом утром — если она вообще захочет о чем-то думать
(если она вообще это вспомнит).
Сквозь накатывающий сон она чувствует теплые руки, обнимающие ее, прижавшиеся к шее мягкие губы; значит, все в порядке.



Название: Poison
Размер: мини (1135 слов)
Пейринг/Персонажи: Джессика Шерават/Рейчел Фоули
Категория: фемслэш
Жанр: юст, флафф, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: влюбленность с первого взгляда и на неопределенный срок
Фикбук: [x]

Они знакомятся настолько случайно, что это даже не смешно: какой-то праздник, толпа, шум и хохот, бокал шампанского — или два, или три, или пять, или больше, Рейчел не помнит, она всегда пьянела быстро; куда более трезвый Реймонд вздрагивает и утыкается взглядом в стол, когда к ним подходят его — их, — сослуживцы, а Рейчел опирается на его плечо и все смеется, а потом как-то оказывается на плече у той девушки. Милая, говорит она, ты такая милая, и Рейчел смеется снова, а от девушки почему-то пахнет яблоками — слабо, совсем непохоже на духи, — а потом ее ведут в казарму, обнимая за талию, и смеяться уже не хочется, хочется целоваться, но девушку она так и не целует, только нервно облизывает губы и почти повисает на ее плече.
Утром она кое-как добредает до душа, утыкается лбом в стену и вздрагивает от льющейся на голову прохладной воды; она все помнит, но как-то обрывками, и на нее не косились, пока она шлепала босиком через всю казарму — значит, все в порядке.
Джессика, вспоминает она, выключив воду. Ту девушку звали Джессика.

Она и не знала, что может влюбиться так, совершенно по-дурацки, не зная о человеке ровным счетом ничего, кроме "она красивая"; оказывается, Джессика все это время была совсем рядом, и не обращать на нее внимание невозможно, остается только как-то сдерживать себя.
Не прикасаться. Не смотреть открыто и долго.
Это не может быть настолько сложно.

А потом она ловит себя на том, что не смотрит на Джессику вовсе, и это слишком заметно, и она понимает это, но просто не может себя заставить — кажется, что иначе просто набросится на нее с поцелуями; по ночам она грызет подушку и просыпается с зажатым между бедер одеялом, и снится ей, боже милосердный, что ей снится, холодный душ после этого как раз кстати, и ей кажется, что Джессика все это прекрасно понимает, но просто не получается перестать.

Ее окликают в тренировочном зале, когда она отдыхает перед очередным подходом, сидя скамейке нога на ногу, в растянутой футболке и старых камуфляжных штанах; Джессика подходит к ней со спины, хлопает по плечу:
— Будешь пить, милая?
На ней простая белая майка, и вырез окажется прямо напротив лица Рейчел, стоит только повернуть голову; Рейчел благодарит дурацким, пришибленным шепотом, и ей хочется плакать от всей очевидности ситуации — влюбленная, влюбленная дура, что ей все неймется, как же жалко она сейчас выглядит!
Джессика садится рядом, прижимается боком к боку, передает воду из рук в руки, и они задевают друг друга пальцами; у Джессики даже маникюр, кажется, идеальный, и от этого хочется плакать еще сильнее.
Ее треплют по плечу и уходят в другой конец зала, к турнику; Рейчел пьет и наблюдает, как мышцы двигаются под чужой кожей, как шевелятся шрамы, старые и свежие, как задирается майка, открывая живот — через него тоже идет шрам, и Рейчел отстраненно думает, что сейчас захлебнется к чертям собачьим.

Пара слов тут, прикосновение там; Рейчел кажется, что Джессика приручает ее, но не может сама прикоснуться в ответ, и еще она не может признаться себе, что хотела бы спать как можно дольше, потому что во сне Джессика рядом постоянно, и еще — потому что там можно вести себя совсем иначе, и что ей стыдно за это желание.
Однажды вечером в тренировочном зале Джессика ловит ее взгляд и с улыбкой принимается рассказывать о своих шрамах; кроме них, нет никого, за окнами темно, дверь заперта изнутри, и когда Джессика тянет майку вверх, Рейчел сглатывает, гулко и громко — ей кажется, что это слышно во всем корпусе, но Джессика не обращает внимания, ведет пальцем по темной полосе, пересекающей живот, и у Рейчел сердце колотится где-то в висках или горле, потому что это слишком красиво и слишком страшно, чтобы она могла реагировать иначе.

Через несколько недель ее ловят за плечо на выходе из магазина, она вздрагивает и оборачивается; конечно, кого еще она могла увидеть, как не Джессику? Совершенно неудивительно.
— Пойдем ко мне? — смеется она, и у Рейчел уходит секунда, чтобы приказать себе не надеяться, и еще секунда, чтобы кивнуть. Она знала, что у Джессики есть квартира в этом городке, так что... почему нет, когда у них все равно отпуск?
Квартира встречает их тишиной и темнотой — уже сумерки, а окна выходят на восток; Джессика щелкает чайником, мурлычет что-то про "переоденусь" — Рейчел хочет слышать слова, а не интонации, но деться ей некуда, — и уходит в комнату. На столе уже стоят две чашки, заварочный чайник ютится в углу плиты; Рейчел подходит ближе, приподнимает крышечку — черный. Как она любит.
Джессика выходит на кухню аккурат к щелчку чайника, бормочет что-то про "плохую хозяйку, мама была бы расстроена" — Рейчел и рада была бы послушать, но у домашней футболки оказался неожиданно (ожидаемо, если знать Джессику) глубокий, чуть съехавший вырез, открывающий кружева — черные кружева, Рейчел приходится сосредоточиться, чтобы отключить свое слишком богатое воображение.
Они пьют чай и неспешно беседуют — когда-то, недели назад, ей казалось странным, что Джессика так умеет, — о мирной жизни, обо всем подряд, Джессика не любит говорить о работе, и Рейчел прекрасно ее понимает; она все улыбается и улыбается, и господи, какие у нее губы, остается только незаметно кусать щеку изнутри, чтобы не потянуться поцеловать, и вырез у нее съехал еще сильнее, почти на плечо, и она прекрасно знает об этом, так что говорить попросту глупо.
Так странно. Будь это кто-то еще, она сказала бы, что ее соблазняют, будь это с кем-то другим, она бы повторила это гораздо громче; а сейчас ей страшно, потому что вдруг нет? вдруг она ошибается?
Вода в чайнике заканчивается, Джессика встает налить еще; только она замирает рядом и смотрит сверху вниз, и Рейчел облизывает губы непослушным языком — во рту внезапно стало сухо, очень сухо.
А потом ее целуют; чайник с грохотом падает на стол, но им обеим решительно все равно.

До постели они добираются быстро — очень быстро, за несколько полных сумбурных поцелуев минут. Рейчел даже не уверена, кто этого захотел — она никогда и ни с кем не спала на первом свидании, она трижды подумала бы, предложи ей кто-нибудь; но Джессика? Джессика особенная. От Джессики пахнет мятой, вишней и чем-то уже почти привычным, чем-то естественным — ей самой, наверное. Рейчел не думает об этом. Ей не до того.
Она стягивает с Джессики футболку и замирает в нерешительности. Край кровати давит ей под колени, от вспыхнувшей нежности дрожат руки и что-то под ребрами;
Джессика мягко толкает ее в грудь, и Рейчел послушно падает.
Что было дальше, Рейчел запоминает смутно — поцелуи и легкие укусы, чужие губы и язык, кожа к коже; чужие ладони, ласково, но настойчиво разводящие ее бедра, тихий шепот,
умение и настойчивость, с которыми Джессика вылизывает ее изнутри.

Потом они лежат в обнимку, и Рейчел вспоминает, как это — дышать. Наверное, это ничего не меняет, думает она. Она так мало знает о Джессике и не хочет гадать о ее мотивах; они поцеловались, они переспали — все просто.
Джессика мягко прижимается губами к ее плечу.
— Ты думаешь слишком громко, — бормочет она. — Перестань. Сейчас полежим, и я сделаю тебе кофе. Или чай. Что захочешь, моя хорошая.
Рейчел поворачивает голову, утыкается лицом в чужие волосы.
Может, все не так уж и плохо.



Название: like an empty head with a thousand eyes
Размер: мини (1016 слов)
Пейринг/Персонажи: Пирс Ниванс/Клэр Редфилд, Крис Редфилд
Категория: джен, прегет
Жанр: драма, экшен
Рейтинг: R – NC-21
Предупреждения: относительно неграфичная расчлененка, хтонь
Краткое содержание: в последнее время Клэр как-то особенно не везет
Примечание: написано по заявке сокомандника; авторская пунктуация; постканон re6;

спойлер

Пирс уплыл
Фикбук: [x]

Разумеется, Крис рассказывает ей, что случилось — как только может вспомнить, кто она такая и что их с Пирсом связывало. Клэр переносит это стоически — так же, как любое из исчезновений брата, так же, как смерть любого, кто ей дорог; она должна оставаться сильной. Кто, если не она?
Пирс все еще снится ей — сначала часто, затем все реже и реже; такой же, как раньше, с вечной улыбкой в глазах и уголках губ. Клэр приходит на его могилу только один раз и не думает, что он мог выжить. Такая участь хуже смерти, кажется ей. Однажды он все равно погибнет, но перед этим заберет с собой слишком многих; нет, пусть лучше он будет мертв.
Той же ночью она просыпается от собственного крика и не может вспомнить, что ей снилось.

***

А потом приходит это письмо.
Твой брат у нас. Не сообщай BSAA. Не сообщай полиции. Приходи в доки одна, без оружия, сегодня в девять вечера. Прихвати свой ноутбук. Оставь телефон дома.
Она смотрит в экран неподвижно и молча — минуту, две, пять. Кажется, это шутка. Кажется, это не может быть на самом деле. Почему ее жизнь покатилась ко всем чертям так быстро? Почему именно сейчас?
А потом она смеется. Громко, долго, уронив голову на скрещенные руки, до брызнувших из глаз слез; смеется, смеется и никак не может остановиться.

***

Разумеется, она приходит. Попробовала бы она не прийти.
Ее встречают на парковке и обыскивают прямо там, ненавязчиво ткнув в спину пистолетом. Двое, с незапоминающимися лицами и пустыми светлыми глазами — кажется, дж'аво, но она не уверена: слишком уж похожи на обычных людей. Может, просто отморозки.
Эти двое провожают ее через доки, все так же держа на прицеле, до небольшой моторной лодки — Клэр не разбирается в них и не может сказать точнее, она даже не уверена, что эту штуку можно назвать лодкой; хотят было завести наверх по трапу, но она останавливается, не обращая внимания на ткнувшийся в поясницу холодный даже сквозь одежду ствол. Покажите мне брата, говорит она, или я выкину ноутбук в воду. Вам ведь он нужен, не я.
Светлоглазые переглядываются, затем один из них, пожав плечами, снимает с пояса рацию и рявкает что-то в нее — не на английском, Клэр не знает этот язык. Резкий, отрывистый, слишком много жестких согласных. Сербский, может. Она не лингвист.

Криса выводят на палубу через несколько минут два дж'аво с автоматами, и Клэр вцепляется в ноутбук так, что, кажется, он вот-вот треснет. Даже в темноте Крис выглядит ужасно — заплывшие глаза, залитое кровью из разбитого носа лицо, следы ожогов на груди и животе, неестественно вывернутая рука (вывихнутая? сломанная?), и на несколько долгих секунд Клэр захватывает ярость. Ей хочется кричать. Ей хочется убивать. Она может попытаться убить их всех, но тогда Крис погибнет тоже; нужно сдерживаться, нужно вытащить его отсюда.
Она открывает рот, чтобы заговорить, но Крис успевает раньше. Сестренка, хрипит он, и от этого звука Клэр захлестывает болью; не давай им ничего, сестренка, брось меня, уходи,
его бьют в живот и тянут вверх за плечо, заставляя выпрямиться.
Ноутбук, говорит один из светлоглазых со странной мягкостью, и Клэр, сглотнув, поворачивается к нему.
В следующую секунду все меняется.
Все происходит слишком быстро. Вода вокруг лодки вспенивается, идет волнами; один из дж'аво вскрикивает, перехватывая автомат, но не успевает выстрелить — раздается глухой удар, потом другой, и лодка накреняется. Второй дж'аво хватает было Криса за плечо — оттащить на берег? — но тот, будто очнувшись, бьет его затылком в нос и, развернувшись, добавляет кулаком под ребра, хватает за футболку
(лодка накреняется сильнее)
Крис делает неловкий шаг назад и оступается, но не отпускает дж'аво, и они вместе падают в черную ночную воду.
Лодка переворачивается и накрывает их почти беззвучно.
(кажется, Клэр все-таки вскрикивает)
А потом из воды выныривает чудовище.

Клэр никогда не видела таких раньше. Клэр не знает, как его описать. Клэр не хочет его описывать.
Светлоглазые смотрят на чудовище так, словно не могут отвести взгляд, словно тоже никогда не видели ничего подобного; оно выбирается на берег
(черное гладкое тело, блестящее, как вода в лунную ночь, десятки глаз — слепые бельма, — неотрывно смотрят на них)
и скользит вперед. К ним.
(Клэр не понимает, как оно двигается)
Светлоглазые открывают огонь.
Кажется, пули застревают в шкуре. Кажется, пули тонут в чудовище, как в воде. Здесь нужен не пистолет, думает Клэр отстраненно — минимум автомат, а лучше РПГ; здесь и сейчас нужно не стоять столбом, а бежать, бежать куда подальше, если хочется жить,
но перед ее глазами стоит сияющий огнями Нью-Йорк, и еще — брат, рухнувший в воду спиной вперед, и еще почему-то Пирс с его вечной улыбкой.
Она пятится, крепко прижимая к себе ноутбук, словно тот может ее защитить.
Светлоглазые все еще стреляют.

А потом чудовище оказывается прямо перед ними
(так быстро, так близко)
и, схватив одного из светлоглазых за сжимающую пистолет руку, дергает. Вырванная из сустава кисть падает на землю. За хрустом костей Клэр не слышит крика, кровь почти не видна на черной шкуре; чудовище замирает, будто раздумывая,
а потом поднимает светлоглазого в воздух.
(краем глаза Клэр видит что-то черное, маслянисто блестящее, обвивающее ногу второго)
Клэр смотрит и не может отвести взгляд. Человеческое тело кажется таким бледным и маленьким на фоне черной громады, таким беспомощным; сопротивляйся, не сопротивляйся — бесполезно. Что-то влажно хрустит и трещит — кожа, кости, одежда, Клэр не понимает, Клэр не хочет понимать. Нужно бежать, но она не может пошевелиться.
Что-то горячее капает ей на лицо, на шею, плечи, руки, ноутбук; светлоглазый кричит, надсадно, надрывно, на одной ноте, а потом замолкает, и только тогда она осознает, что происходит.
Медленно, очень медленно чудовище разрывает светлоглазого пополам.

Клэр не понимает, когда все заканчивается. Клэр не понимает, почему все еще жива. Чудовище подается назад и отшвыривает то, что осталось от тела, далеко в сторону — как будто брезгливо, словно не хочет к этому прикасаться; затем соскальзывает в воду, оставляя Клэр наедине со вторым светлоглазым. Он тоже мертв, и на его лодыжке Клэр видит волдыри и ожоги; сложно понять, как он умер, но Клэр не думает об этом.
Оттуда, где несколько минут назад была лодка, раздается надсадный кашель, и Клэр поднимает голову.
Чудовище смотрит на нее пустыми бельмами глаз, не отрываясь, и прижимает к себе Криса — бережно, так бережно; Клэр ахает, Клэр делает неверный шаг вперед, и чудовище
(Пирс)
укладывает Криса на причал и исчезает в воде.
Клэр закрывает лицо руками и давится смехом вперемешку с рыданиями.

@темы: зфб, резидент ивел, текстота

---

Название: да он же чертовски хорош!
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Лукас Бейкер
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

+7 низкорейтинговых коллажей и 1 высокорейтинговый

Название: sweet serial killer
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Джессика Шерават
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

Название: профессиональное мозгоебство
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Иви|Мия
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

Название: this young man is a bad man
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи:

спойлер

биотеррорист!Итан
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

Название: pretty girl
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Джессика Шерават
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

Название: оружие
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи:

спойлер

Е-серия!Итан
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

Название: dark&twisted
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Итан/Лукас
Категория: слэш
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

Название: fearless
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Наталья Корда
Категория: джен
Рейтинг: G — PG-13
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

Название: a look and then a smile
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Джессика Шерават
Категория: джен
Рейтинг: R
Исходники: фотографии из открытого доступа
Размер: 500х500

@темы: зфб, резидент ивел, not even sorry [2]

---

поскольку в резидент я донес рили дохуя, постов будет несколько. беваре, это может распидорасить вам ленту.


Название: when the waves come, you face them
Размер: драббл (792 слова)
Пейринг/Персонажи: Паркер Лучиани/Реймонд Вестер
Категория: слэш
Жанр: кайнда hurt/comfort
Рейтинг: G — PG-13
Примечание: авторская пунктуация, автор хэдканонит Реймонда хорошим парнем, которому не повезло наткнуться на Трайселл
Фикбук: [x]

Его преследует Террагридия — монстры на улицах, раскаленные здания, прошивший ногу насквозь коготь, кровь на руках, беспомощность
(я могу идти сам, я продержусь еще, идите вперед, я задержу их)
(мы ничего не сделали, мы ничего не могли сделать, это наша вина, это только наша вина);
иногда посреди ночи он просыпается с замершим в горле криком и чувствует этот жар и запах паленой плоти, и пропитавшую штанину кровь. Это ничего. К этому он привык.
Чаще ему снится море.

(черная густая вода, если смотреть слишком долго — из глубины посмотрят в ответ безглазой мордой)
(переваливающийся с бока на бок корабль, запах гнили, бьющий в нос даже сквозь противогаз, заросшие пародией на плоть узкие вентиляционные шахты)
(хлещущие сквозь дыры в корпусе почти прозрачные потоки)
(это моя вина, это все моя вина)
(знакомый крик и кашель откуда-то снизу, еле слышно пробивающийся сквозь переборки)
(я просто делал свою работу)

Паркер будит его, крепко встряхнув за плечи — иначе не получается; Реймонд моргает, хватаясь за него, и заставляет себя дышать. В спальне
(их спальне, общей, все давно прошло, все давно закончилось)
темно, как бывает только с задернутыми шторами, и тихо — только еле слышно тикают часы. Не пахнет ни солью, ни разложением; Реймонд глубоко вдыхает и выдыхает, и еще раз, и еще.
Паркер никогда не жалуется, что его любовник ворочается и почти кричит во сне, и уже за это ему нужно поставить памятник. Он даже предлагал (со своей обычной осторожностью и добротой, от которой каждый раз что-то в груди сжимается до боли) послушать, если Реймонд захочет рассказать о своих снах; Реймонд не хочет. Реймонд любит его так, что становится сложно дышать — вот уж что прошло сквозь года, ничуть не изменившись, — и рассказывать Паркеру о своих кошмарах ему кажется почти кощунством.
Он, в конце концов, видел их все.
Паркер обнимает его поперек живота со своей сонной, медвежьей ненавязчивостью и как будто снова засыпает, уткнувшись носом ему в плечо. От нежности
(как обычно, как всегда было и всегда будет)
сводит спазмом горло; Реймонд закрывает глаза и пытается погрузиться обратно в дрему
(темную, зыбкую дрему, похожую на морскую воду).

Паркер мог умереть.
Он вспоминает это каждый раз, когда лежит вот так — в темноте их спальни, в тишине и покое, когда все уже давно прошло и кончилось, когда Паркер дышит ему в спину, плечо, затылок, неважно; эта мысль уже давно не приносит горечи
(как и "меня использовали")
(как и "я не хотел")
(как и "я просто делал свою работу")
(как и "я думал, что это правильно"),
и Реймонд рад был бы не думать об этом, но все равно думает. Вспоминает огонь, и воду, и как Паркер еле переставлял ноги — тяжелый, истекающий кровью, — и собственную глухую ярость; от этого не становится лучше, от этого не становится хуже, но он все равно продолжает размышлять, как много потерял бы.
Наверное, психотерапевт многое сказал бы об этом, только Реймонд не обратится к психотерапевту. Не после "Трайселл". Не после "Королев".

Его целуют в плечи, размеренно и медленно, и нежно, так нежно; он думает, что никогда не сможет к этому привыкнуть. У Паркера жесткие губы и широкие шершавые ладони, но прикасается он каждый раз с невыносимой мягкостью и осторожностью; чем я заслужил это, думает Реймонд и с еле слышным вздохом прижимает подбородок к груди, открывая шею,
чем я заслужил это.

Он вспоминает их первую ночь — после Террагридии, когда Паркер и Джессика решили уйти в BSAA
(потому что они тоже это чувствовали, потому что они тоже ничего не смогли сделать),
после прощальной вечеринки, когда они оба были пьяны, когда Реймонд никак не мог поверить, что они видятся, может, в последний раз
(наверное, Паркер тоже; они никогда не говорили об этом);
это было так хорошо и так больно, потому что Реймонд любил его так же сильно, как сейчас, потому что даже через пелену алкоголя он понимал, что это первый и единственный раз, потому что Паркер был так нежен, словно тоже любил его
(он любил, но тогда Реймонд не знал об этом)
и от этого было только хуже.
Он помнит (вспоминает) полумрак спальни, и жадные поцелуи, и как Паркер все время проверял его ногу — все ли в порядке, не больно ли ему, — и чуткие, нежные прикосновения, а потом —
утро.
Паркер чертовски плохо переносит алкоголь, узнал он тогда. Паркер не помнит, что делает, когда выпьет чуть больше обычного.
Реймонд не помнит, из-за чего они поссорились — только мрачное и двусмысленное паркерово "я предпочитаю играть по правилам", свое хриплое шипение и поднимающуюся в груди тоску, и еще — почти удивленное "Кадет?", когда Паркер наконец догнал его в коридоре, взъерошенного, в расстегнутой рубашке и незашнурованных сапогах,
собственное "не смей звать меня так", а потом
хлопок двери.

— Все хорошо? — спрашивает Паркер мягким шепотом, и Реймонд, поддавшись порыву, накрывает его ладонь своей.
Я сделал столько ошибок, думает он.
Этого могло не случиться, думает он.
Я так люблю тебя, думает он.
— Теперь да, — шепчет он в ответ и осторожно пожимает чужие пальцы. — Спи.



Название: you define my everything
Размер: драббл (468 слов)
Пейринг/Персонажи: Клэр Редфилд/Мойра Бертон, ОЖП х2
Категория: фемслэш
Жанр: драма
Рейтинг: G — PG-13
Предупреждения: местами авторская пунктуация
Краткое содержание: Клэр навещает Мойру в больнице
Примечание:

спойлеры

очень сильно постканон, ER, закадровая смерть персонажа
Фикбук: [x]

— Ты помнишь остров, Клэр? — спрашивает Мойра однажды.
Клэр навещает ее каждую неделю, иногда чаще, иногда реже. Приносит цветы — белые, красивые, с длинными лепестками; Мойра не помнит, как они называются. Память так часто подводит ее в последние дни.
— Ты через столько прошла, — говорит Мойра и гладит ее по руке, слабо сжимает ладонь. — Наверное, для тебя это только одна из многих страшных историй, да? Ты рассказываешь их детям? Конечно, нет. Дети не должны о таком знать. Даже когда очень хотят.
Клэр смотрит на нее и молчит. Она всегда молчит, но Мойра не осуждает ее, не всегда даже замечает это молчание; ей достаточно присутствия, чужой сильной ладони в ее. У Клэр мозоли от оружия и кольцо на безымянном пальце, и Мойра всегда улыбается, прикасаясь к нему — столько воспоминаний, столько счастливых дней
ушло без следа.
Мойра знает: она совсем плоха.
— А я вот помню, — бормочет она и через силу сглатывает: неожиданно сжалось горло, будто она вот-вот заплачет. — Все еще, представляешь? Так много забыла, а это... Я ведь тогда поняла, что люблю тебя, ты знаешь? Я говорила? Наверняка говорила.
Опустив голову, она прижимается губами к чужим тонким пальцам, и Клэр вдыхает — резко, как от сильной боли.
— Что такое, дорогая? — Мойра с трудом выпрямляется и смотрит на нее снизу вверх — обеспокоенно, удивленно. Губы Клэр шевелятся, но Мойра не слышит ни звука, а потом
Клэр мягко, но быстро высвобождает руку и почти выбегает из комнаты.
Мойре кажется, она плачет.

Недоумение и тоска жгут ее изнутри. Чем она обидела Клэр? Почему она сбежала? Мойре больно, как только может быть больно человеку, обидевшему близкого; Мойра беззвучно плачет, сжимая одеяло в ладонях, и смотрит в окно. За окном идет дождь, и от этого вдвойне хуже — будь все иначе, можно было бы погулять и развеяться. На свежем воздухе ей становится лучше, но в такую погоду на улицу лучше не выходить.
Букет лилий на тумбе у кровати пахнет сладко и тяжело.
Точно, думает Мойра. Лилии. Это лилии. Клэр подарила мне их, когда... когда... ну вот опять. Это было первое свидание? Это была свадьба? Годовщина? Почему я не могу ничего вспомнить? Почему Клэр приходит так редко? Почему ее обручальное кольцо — на пальце, а мое — на шее?
Дверь открывается снова, и входит девушка — совсем молодая и незнакомая, вся в белом; Мойра удивленно моргает, смотрит на нее заплаканными глазами.
— Пора принимать лекарства, миссис Бертон... ох, что случилось? — голос у девушки высокий и обеспокоенный. — Почему вы плачете? Я видела мисс Редфилд в коридоре, и...
Мисс. Редфилд.
Ох.
— Это была не Клэр, да? — спрашивает Мойра и сама понимает, что звучит ужасно глупо. — Я опять...
— Нет, миссис Бертон, — девушка подходит ближе и мягко кладет ладонь ей на плечо; ее голос звучит виновато. — Это не ваша жена. Простите. Ну, не надо плакать. Давайте я вытру вам слезы, вот так... и помогу сесть.
Мойра не слушает. Мойра совсем плоха.
Клэр Бертон (в девичестве — Редфилд) похоронили два года назад.



Название: монстр в твоей голове
Размер: драббл (508 слов)
Пейринг/Персонажи: Крис Редфилд/Джилл Валентайн, упоминается Альберт Вескер
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: авторская пунктуация, сюрреализм
Краткое содержание: с Криса невовремя спадает стазис, а Обелиск тут как тут
Примечание: кроссовер с серией Dead Space (в частности - второй частью)
Фикбук: [x]

Ночью Крис просыпается и не может понять, где он. Болит голова. Комната незнакома, воздух сухой, и ему трудно дышать; через приоткрытую дверь в коридор льется мягкий, тусклый свет. Пахнет лекарствами и почему-то железом. В углах собираются тени.
Крис пытается пошевелиться, но тут же понимает, что не может. Крис привязан к кровати. Крис в смирительной рубашке.
В тенях кто-то двигается и шепчет на разные голоса.
Крис пытается вырваться, но ничего не выходит. Он не кричит. Он помнит эти шепотки — так было в Раккуне, так было в Кижужу; на его крики придут, а он пока не готов умирать. Только не сейчас. Только не так.
Голова болит все сильнее и сильнее. Кажется, он видит на стенах потеки крови. Кажется, он видит на полу надписи.
(в оранжевом свете перед ним предстает обелиск во всем его величии во всей его славе
обелиск говорит с ним)
— Крисссссс.
Он знает этот голос. Скрежет металла по металлу, кости по кости, помехи и треск; в темном углу у двери вспыхивают глаза, вспыхивает распахнутый в крике рот — они сияют
сияют
сияют
и Крис сжимает зубы, чтобы не закричать.
— Тебе больно, Крис? Тебе больно. А как было больно мне — тогда, в том особняке? Когда я умерла? Когда я умерла из-за тебя? Когда я спасла тебя, когда я оттолкнула этого ублюдка, когда я выпала из окна — ты пытаешься не думать об этом, но — о, мне было больно, Крис. Когда он взял меня с собой и использовал, экспериментировал, превращал меня в эту тварь — о, Крис, ты даже не представляешь—
(ее голос срывается на помехи, на крик, на плач)
— ты даже не представляешь, как это было больно.
Она смеется
(это хрип статики, это стон сгибающегося металла, сминаемых переборок, умирающего корабля)
и подходит ближе.
У нее белые волосы и искаженное вечным криком лицо, и Крис бьется
и бьется
и бьется,
но ремни даже не думают поддаваться.
У нее седые волосы.
Она умерла. Ее не может быть здесь. Она умерла. Это Обелиск. Обелиск хочет что-то сказать ему. Обелиск лжет ему.
(обелиск выжигает его глаза изнутри бьется в его мозгу слова символы знаки чертежи так больно так больно)
— Ты пытаешься не думать, была ли я еще жива, когда ты пришел убивать этого ублюдка, — шипение и скрежет, как когти по металлу. — Ты пытаешься не думать, что я кричала. Многие твари кричат, правда? Это же ничего не значит, Крис, ничего, ничего ничего ничегоничегоничего — да?
Она кладет ладонь на его лоб, и что-то в его голове взрывается, и Крис
кричит
тоже.
— Ты пытаешься не думать, что любил меня, что я могла любить тебя тоже, что мы могли бросить это давным-давно, что Обелиски могли идти к черту вместе с правительством, что мы могли быть счастливы, мы могли жить, Крис - это приятно, Крис? Не думать? Тебе кажется, что твоя память гниет, Крис. Тебе кажется, что боль сгниет вместе с ней.
Она наклоняется к его лицу, так близко, так близко, бледная кожа, седые волосы, пустые дыры глаз и рта - будто собирается поцеловать; Крис хрипит и часто дышит, кажется, что его голова вот-вот взорвется, так больно, так больно
он пытается зажмуриться, но не может.
Она смотрит ему в глаза и выдыхает:
- Нет.



Название: You don't need no Halloween
Размер: мини (1376 слов)
Пейринг/Персонажи: Итан Уинтерс, Лукас Бейкер
Категория: джен
Жанр: ангст, драма
Рейтинг: G — PG-13
Предупреждения: упоминание употребления наркотиков, авторская пунктуация
Краткое содержание: Иногда Итану снятся странные сны
Примечание: пост-плохая концовка, но все не так уж и плохо; и Итан, и Лукас заражены; текст писался до выхода Not A Hero и является АУ по отношению к нему; автор хэдканонит Лукаса немножко больным на голову, но все-таки котиком, чьи психические проблемы усугубил контроль Иви
Фикбук: [x]

После Луизианы Итана не мучают кошмары. Ему должна сниться Иви, или Джек, или Маргарет, или Мия с ножом в шее, или окаменевшая Зои; он должен просыпаться в холодном поту, испуганный и тяжело дышащий, и проводить оставшиеся до рассвета часы на кухне.
Ему не снится ничего из этого.
Ему снятся болота и бесконечные дороги, и боль в ногах, и тупая усталость; ему снится, что это помогает не думать, забыть обо всем случившемся. Во снах он ищет ночлег на обочине, прячется в кустах и обнимает колени, вздрагивая от холода, и пережидает ночь, а потом — идет дальше, пока не упадет от усталости.
Ему снится, что ему снится, что он — Итан Уинтерс, техасец, программист-фрилансер с ПТСР, убивший жену собственными руками. Ему снится, что он не понимает, проснулся ли.

Во сне он включает кофеварку и просыпается на обочине с пересохшим от жажды ртом, а потом просыпается снова
и снова
и снова;
Итан задремывает перед ноутбуком — пять минут, не больше, — и распахивает глаза перед указателем "Дулак — 5 миль". Кажется, он стоит здесь уже очень долго; жара бьет его наотмашь, и кажется, что земля уходит из-под ног. Запахи, звуки, все это; он закрывает глаза и слышит за спиной шорох шин, а потом короткое:
— Подвезти?-
и просыпается в своем кабинете, перед погасшим ноутбуком.

Следующее, что ему снится — Новый Орлеан. Итан бывал здесь раньше, и не раз; он узнает эти улицы, несколько раз пьет в знакомых барах, один раз даже прокатывается на трамвае — прямо как раньше. Будь это в реальность, он вспоминал бы, как познакомился с Мией, но во снах его снедает тоска и вина — слишком сильная, чтобы можно было думать о чем-то еще.
Во снах он надирается, как последняя свинья, и потом ничего не помнит.
Потом ему вообще перестает что-либо сниться.

Через неделю он срывается из дома, прямо как тогда (и снова в Луизиану, думает он, выворачивая на трассу, опять попадешь в неприятности, Уинтерс); до Нового Орлеана пять часов езды, у него есть деньги на мотель, и почему-то он уверен, что увидит что-то снова, когда доберется туда.
Обязательно увидит.
На закате, наконец прорвавшись сквозь пробки, он подъезжает к "Свитс Инн". Это не то место, где предпочли бы останавливаться туристы, но на одну ночь сойдет; на парковке почти нет машин, и это не удивляет. Итан был здесь один раз и даже не вспомнил бы про это место, но в последнем сне он ворочался здесь, на слишком жесткой кровати, кусая свои пальцы, и это было отрезвляюще больно.

Ночью он видит расписанные баллончиком грязные стены, и жесткий матрас, и собственную перетянутую жгутом жилистую руку с грязными, обломанными ногтями; укол еле ощутим, но он просыпается, как от толчка в бок.

Обострившееся чутье, спасавшее его в Далви, говорит — езжай на юг, к реке; Итан чувствует себя охотничьим псом, когда сворачивает на Сейнт-Клод-Авеню и углубляется в Байуотер. Он никогда не бывал в трущобах; что ж, будет интересный опыт.
(Маленькие аккуратные дома снова напоминают ему о Мие; если бы все сложилось по-другому... но оно не сложилось.)
Чутье — интуиция, — ведет его дальше и дальше; Итан хмурится, изредка прикрывает глаза, но нет — никаких видений, никаких подсказок. Ищи сам, Уинтерс. Может быть, даже найдешь.
Заброшенный дом он замечает не сразу — черные окна с крепко засевшими в рамах стеклянными осколками, осыпающаяся краска, черно-красные граффити на стенах и приоткрытой двери; Итан останавливает машину на обочине и вытаскивает из бардачка пистолет, торопливо сует его за пояс штанов. Две обоймы отправляются в карман куртки.
Просто на всякий случай, думает он.

В доме почти пусто, это он знает наверняка. Интуиция тянет его наверх, но сначала он проверяет первый этаж — комнату за комнатой, держа пистолет наготове; но нет, никого и ничего. Ни наркоманов, ни очередных зараженных ублюдков, ни той отвратительной жижи — только пятна плесени на потолке и в углах да вездесущие граффити.
Так что он поднимается наверх.
Лестница не скрипит под его ногами, сердце бьется быстро и гулко; кажется, он вот-вот найдет что-то очень важное, что-то родное
(Мия?),
и Итан толкает в первую же комнату носком ботинка.
Первое и единственное, что он видит — Лукас Бейкер, скорчившийся на грязном матрасе в дальнем углу. Бледное лицо, блестящий в лунном свете пот, закатанные рукава, перехваченная жгутом рука;
этот ублюдок.
Итану становится сложно дышать.
— Что ты, по-твоему, делаешь? — голос звучит слишком громко и неправильно; он опускает пистолет и подходит ближе. Что-то не так не только с его голосом — здесь все не то, все неестественное, будто смотришь в зеркало, но видишь чужое лицо, будто все так, но одновременно не так.
Лукас, разумеется, молчит — только смотрит сквозь него огромными глазами, в которых от радужки осталась только тонкая серая нить вокруг зрачка; да он же боится, понимает Итан и опускается на корточки рядом с матрасом, он же напуган до усрачки,
неужели он боится меня?
От этой мысли становится смешно; пальцы подрагивают, когда он вынимает шприц из чужой руки. Вот мы и поменялись местами, думает Итан, но не чувствует злорадства на самом деле. Мстить ему тоже не хочется.
— Чем ты закинулся? — спрашивает он зачем-то, хоть и знает, что ему не ответят. — И где деньги-то взял? Так и знал, что ты чертов наркоман. Нормальным такие идеи в голову не приходят.
Чужое лицо искажается — странная смесь страха и гнева; Лукас хватает его за руку, сжимает так крепко, что наверняка остались бы синяки, если бы не остатки вируса в его (их) крови.
— Я не псих, — бормочет он. — Не псих. Не псих.

Итан выносит его из дома на руках. Лукас совсем легкий, будто за последние недели толком ничего не ел, и цепляется за него как-то слишком отчаянно; Итан укладывает его на заднее сиденье, укрывает непонятно как оказавшимся в багажнике пледом и мрачно представляет, как будет чистить салон. Других вариантов, правда, нет — сидеть ровно Лукас не может.
— Заблюешь машину — будешь сам отмывать, — предупреждает Итан, прежде чем захлопнуть дверь; Лукас, кажется, его не слышит.
Итан толком не поспал, а впереди пятичасовая дорога домой, но он не боится. В конце концов, он уже едет по самому опасному району Нового Орлеана с торчком на заднем сиденье; для такого нужна правильная музыка, и он включает магнитолу.
Южная готика будет в самый раз.

Лукас приходит в себя на въезде в Хьюстон, когда начинает играть "Ghosting"; Итан понимает это не сразу, усталый и зачарованный мягким женским голосом, но все же понимает — когда сзади раздается странный сдавленный звук, слишком тихий, чтобы можно было понять, что это. Итан поспешно съезжает на обочину и останавливается, чтобы перегнуться назад, не боясь ни в кого врезаться.
В первую секунду он не видит Лукаса, только скомканный старый плед, и замирает в недоумении — сбежал? куда? как? не выпрыгнул же на полном ходу из окна, Итан услышал бы; но потом плед вздрагивает, и звук раздается снова, уже отчетливей.
Сухой горький всхлип.
— Эй, — Итан протягивает руку и осторожно треплет его по... он надеется, это плечо. — Эй. Что случилось?
Плед вздрагивает — так, словно Лукас подтянул колени к груди. Итан не собирается проверять.
— Песня, — раздается сдавленное, и Итан снова чувствует что-то странное, слишком сильное — что-то, заставившее его забрать Лукаса из того дома. Наверное, это жалость; он не уверен. — Зои любила ее слушать, когда... когда была ее очередь прибираться.
Итан моргает. Он не знает, что ответить.
(это все моя вина, думает он)
Он уже отворачивается обратно и кладет руки на руль, когда Лукас заговаривает снова:
— Ты хочешь меня убить?
— Что? — Итан вздрагивает и смотрит на него в зеркало заднего вида. — Нет. С чего ты вообще это взял, я же не... — псих какой-то, думает он, но обрывает себя. Другое на ум не идет, и он замолкает.
— Я... делал разные вещи, — Лукас садится ровно, придерживая плед на плечах, и только сейчас Итан замечает, какой он худой. — Убивал людей, и тебя тоже хотел убить, а теперь ты можешь это сделать, и... — он взмахивает рукой и задевает штурманское сиденье. — Я только хотел сказать: если хочешь, поторопись.
Итан чувствует себя полным идиотом, потому что первые несколько секунд единственное, что он может выдавить — это изумленное: "Что??". Он сдерживается и ждет, когда в голову придет что-то другое.
— Я не хочу тебя убивать, — повторяет он наконец и поворачивает ключ в замке зажигания.

Они приезжают домой на рассвете. Солнце только собирается вставать, небо фиолетово-голубое, с красно-золотой каймой горизонта на востоке, а воздух такой прозрачный и холодный, что, кажется, почти звенит; выйдя из машины, Итан выдыхает и на секунду обхватывает себя руками, прежде чем помочь Лукасу вылезти.
— Сначала примешь душ, — предупреждает Итан ворчливо, — и почистишь зубы, и только потом ляжешь спать. Диван раскладывается. Запасная щетка — зеленая. Ну, чего встал? Пошли.

Итан засыпает под шум воды; ему снится, что он наконец дома.

@темы: зфб, резидент ивел, текстота

---

REPORT CARD WTF Rare Games 2018

perfect shotgun Пара слов о себе: тихий долбодятел Любимые игры: Spec Ops: The Line, Bulletstorm, F.E.A.R. Какой была эта ФБ: Вау, я донес единственный в фандоме драббл по отпшечке!

Название: like glitter and gold
Канон: Mortal Kombat
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Милина/Таня
Категория: фемслэш
Исходники: фотографии из открытого доступа
Рейтинг: G — PG-13

+7 низкорейтинговых коллажей и 1 высокорейтинговый

Название: it's only chaos
Канон: Mortal Kombat
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Шиннок
Категория: джен
Исходники: фотографии из открытого доступа
Рейтинг: G — PG-13

Название: fucking treachery
Канон: Mortal Kombat
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Шиннок/Рейден
Категория: слэш
Исходники: фотографии из открытого доступа
Рейтинг: G — PG-13

Название: get the fuck out of my head
Канон: Mortal Kombat
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Скорпион(/)Ханзо Хасаши
Категория: джен
Исходники: 1, 2, 3, 4, 5, 6
Рейтинг: G — PG-13
Примечание: в подарок сокоманднику

Название: прощение
Канон: Mortal Kombat
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Ханзо Хасаши(/)Куай Лианг
Категория: джен/преслэш
Исходники: 1, 2, 3, 4, 5, 6
Рейтинг: G — PG-13
Примечание: в подарок сокоманднику [2]

Название: come outside into the sun
Канон: Spec Ops: The Line
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Мартин Уокер
Категория: джен
Исходники: 1, 2, 3, 4, 5, 6
Рейтинг: G — PG-13

Название: the greatest love story
Канон: F.E.A.R.
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Альма/Майкл Беккет
Категория: гет
Исходники: 1, 2, 3, 4, 5, 6
Рейтинг: PG-13

Название: божественное вмешательство
Канон: Outlast 2
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи:
Категория: джен
Исходники: 1, 2, 3, 4, 5, 6
Рейтинг: G — PG-13

Название: я низнаю кто сделал тебе кусь
Канон: Mortal Kombat
Форма: тумблер-коллаж
Пейринг/Персонажи: Милина
Категория: джен
Исходники: фотографии из открытого доступа
Рейтинг: R — NC-21
Примечание/Предупреждения: сердце на тарелке, цветы в разрезанной щеке, окровавленные сиськи — все как положено

Название: but the sex is great
Канон: Bulletstorm
Размер: драббл (490 слов)
Пейринг/Персонажи: Иши Сато/Грейсон Хант
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R — NC-21
Краткое содержание: быстрый секс в переулке и ядреное чувство вины
Примечание/Предупреждения: энгрисекс, секс с киборгом (и у Грея на это кинк), проебанный таймлайн, вроде можно читать какоридж, авторская пунктуация
Фикбук: [x]

В конце концов они трахаются в каком-то глухом тупике. Иши цепляется за плечи Грея, как припадочный, и никак не может перестать кусать его шею; Грей, вжимаемый грудью в каменную кладку, шумно и хрипло дышит, зажав рот ладонью. Не хватало еще, чтобы их услышали — не местные, так Тришка.
У Иши ужасно холодные руки, а когда он, не прекращая двигаться, решает потереться правым виском о спину Грея, того словно током прошибает. Холодно. Царапаются металлические заклепки и куски пластика; пластик вообще плохая замена коже, без разницы, настоящей или искусственной. Будь у них хоть немного больше...
...немного больше времени, материалов, ума; если бы Грей испугался меньше, если бы не счел все потерянным и проваленным, решив, что Иши умер, если бы не протаранил "Одиссей" — все были бы живы, латали корабль, зашивали раны и подшучивали над Иши. И, конечно, звучало бы вечное "Увидим этого мудака снова — поквитаемся!" — боевой клич их маленькой армии.
Иши сжимает пальцы на его бедрах — крепко, наверняка останутся синяки, и это действительно больно; вот только им обоим плевать. Безмолвный диалог: "Ты заслужил это" — "Я заслужил это"; Грей кусает ладонь, чувствуя на языке мерзкий вкус смеси пороха, оружейной смазки и крови, и стонет.
"Я тебя ненавижу," — Иши вцепляется зубами в его плечо, дергает головой, словно пытаясь откусить кусок; Грей рычит от боли и прогибается в спине, вжимаясь в стену так, словно хочет пройти насквозь — "Я понимаю".
Он не врет. Сейчас он просто не может врать.
У него стоит так, что почти больно, но он не опускает свободную руку вниз. Почему-то это кажется неправильным, но Грей даже себе не может объяснить, почему; впрочем, сейчас ему не до того.
— Мне что, все делать за тебя? — бормочет Иши ему на ухо
(металлический скрип и помехи в его голосе, так близко, так близко),
и Грей сжимает зубы сильнее, отчаянно пытается не застонать.
Он не фанат разговоров в постели, но сейчас дело не в словах. Дело в голосе. Дело в Иши.
Иши этого, впрочем, не замечает.
— Ленивый ублюдок, — бормочет он снова и кусает Грея в шею, так, что тот сдавленно выдыхает,
а потом вздрагивает, почувствовав прохладное прикосновение к члену.
Грей стонет в ладонь и прижимается лбом к каменной стене, закрыв глаза, пока Иши дрочит ему; толкается в гладкую металлическую ладонь, глубоко вдыхает (воздух холодный, и горло отзывается слабой болью), чувствуя прорезиненные подушечки пальцев. Засранец знает его слабости.
Иши уже близко — сбивается с ритма, что-то неразборчиво бормочет Грею в плечо, сжимает его бедро все сильнее и сильнее; боль и холод не мешают Грею, от боли и холода он только заводится сильнее, дрожит и цепляется свободной рукой за кладку, сдерживает стоны как может,
и кончает с беззвучным вскриком, услышав в голосе Иши скрежещущие механические нотки, пронизанный помехами низкий гул.

— Мне жаль, — говорит Иши после, когда они оба привели себя в порядок. — Я сорвался. Я не должен был...
Вздохнув, Грей подхватывает брошенный у стены автомат, привычно взвешивает его в ладонях и думает, как было приятно не думать.
— Перестань, — он хлопает Иши по плечу и отворачивается.
Это не ты здесь должен себя винить.

@темы: зфб, текстота, двусторонний юст между бухим кэпом и техникой, расчлененка и драма, oh this desert, кровавая пакость и его старший братик, not even sorry [2], неконкретная игрота без своего тега

---

сел за второй дэдспейс. еще больше Интересных Мыслей!
(очень хочется перепройти третий самостоятельно, но одной страшно, а в коопе не с кем хд вернее, есть с кем, но жутковато дергать человека по пустякам)

— судя по тому, что RIG у Айзека есть даже в самом начале, когда он тупо в смирительной рубашке - это имплат. по крайней мере, теперь я буду так хэдканонить

ищо

— когда некроморфы видят жертву, но не могут достать (находятся за стеклом, как в минимум одном месте в первой игре), или просто знают, что она там (некроморф в квартире, Айзек снаружи) - они рычат, чтобы запугать жертву, или от фрустрации? второе, думаю, возможно только в случае отдельного разума.

— всегда ли беременные некроморфы изначально действительно были беременными женщинами?
я слышал, что из какого-то конкретного выпадает аж два луркера, которые, по сути, некроморфы-эмбрионы, но обычно из них лезет какая-то хрень.
вообще интересно, что есть три вида некроморфов-детей (луркеры, взрывающиеся и началка на перемене Стая - то есть, они отличаются только возрастом, и вариаций для пола нет (или мы их пока не видели). а взрослые люди могут стать прям реально кем угодно хд

— насчет общающихся некроморфов: сталкеры - это еще ладно, нам в катсцене показали общающуюся Стаю! в церкви юнитологов, когда отстреляешься от странного Треножника.

— как появился Охотник в первой части? из-за экспериментов ебанувшегося ученого, внедрившего образец ткани некроморфа в мозг подопытного (или просто в голову, но череп он точно начал сверлить. не уверен, как это на что-то повлиять - эта ткань все равно рано или поздно бы там появилась... но Обелиски - вообще очень запутанная тема). как появились Уберморфы? да хуй знает. как появились Регенераторы? нууу мнэээ это первые зараженные люди, воть. как они получились такие суровые? да хуй знает.

— мне, на самом деле, больно за Стросса - он же поначалу был почти нормальный! а потом пошла вся ебанина.
а ведь все могло быть в порядке. знаете, почему не было. потому что кто бы с ним поговорил? вытащил из глюков и пиздеца? йеп, все слишком заняты, спасая свои жопы, но АЙЗЕК, СЕЙЧАС ВСЕ СПОКОЙНО, ПОГОВОРИ С НИМ НОРМАЛЬНО, НЕ НАДО НА НЕГО ОРАТЬ
может, поэтому Айзек потом говорит про все это говнище с Карвером во время миссий с Солдатиками? чтобы не дать хоть кому-то ебануться по уши?

— опа, опа! Стросс перед выкалыванием глаза цитирует The Guggenheim Grotto – Trust Me I'm A Thief (зыс)
конкретно - строчки "Cross your heart and hope to die // stick a needle in your eye". или это просто охуеть какое совпадение, или это цитата откуда-то еще, а я тупенький и не узнал.

— я как-то не осознавал, что Айзек разъебал аж две Луны понятно, почему Братство его знает!

— только что услышал, что умирающий в стазисе слэшер проорал вполне отчетливое "fuck you!" хддддд

@темы: детка, ты просто космос...мертвый космос

---

пересматриваю дэдспейс (пока - первый, но планирую устроить марафон по всей серии); чтобы не заебывать одну только барсо, буду заебывать вообще всех интересными (и не очень) фактами/мыслями/теориями/etc. постараюсь не слететь при этом в пересказ лора.

— некроморфы, по идее, все звучат по-разному... это не очень заметно, потому что основная масса - слэшеры (как это звучит, лол), да и игроки не прислушиваются, но!

еще больше Очень Интересных Фактов

— если подумать, дэдспейс - это игра про живое мясо. и то, что отрубленные конечности убивают некроморфов - игровая условность: там даже мясо, размазанное по полу тонким слоем, пытается Айзека убить! ну, замедляет, на самом деле, бат стилл. это вам не зомби.

— уже выложенное в твиттор: во время боев в гидропонике слышно испуганных птиц! птиц, Карл! и где они? хд впрочем, вне боя их тоже слышно (а еще цикад), так что, как вариант, это просто фоновая аудиозапись, чтобы сотрудникам было привычней и спокойней.
(и этот факт многое говорит о проработке игры)
(нет, серьезно, кто потащит в космос птиц и цикад? к мухам не приебываюсь - их могли и случайно завезти)

— кстати, про мух. если некроморфы, сделанные из людей, атакуют людей, а рыба-некроморф из романа (который я не читал, лол) атаковала рыб, представляете, какой должен быть на Ишимуре мушиный ахуй и апокалипсис?

— есть у некроморфов индивидуальность или нет? они думают каждый по отдельности или у них коллективный разум? мы никогда не узнаем, потому что информация слишком противоречива. с одной стороны, у нас есть финальный босс Разум Роя и вообще Братство Лун, с другой - некоторые некроморфы литералли переговариваются друг с другом во время боя
(ладно, это больше относится к сталкерам, а они только во второй части появляются)
(олсо, если их внутренние органы перерабатываются в дополнительные мускулы, как я видел на викии, какой смысл оставлять им голосовые связки? кроме геймдизайнерского, офк)

— вот это у Кендры яйца. в смысле, она находится на зараженной станции, где ее может сожрать живое мясо и не поглядеть на ее мировоззрение и про-юнитологические взгляды, но остается непоколебимой хдддд мне бы, блэт, такую силу характера.

— мои любимые некроморфы - стражи. в основном из-за звучания и мощности ебанины: судя по их воплям, они еще относительно живы, и им ебать как больно.

— on the contrary, СРАНЫЕ ТВИЧЕРЫ НЕНАВИЖУ СРАНЫХ ТВИЧЕРОВ
(это я досмотрел до Вейлора, ага)

— на Вейлоре, кстати, мы видим твичеров, пидоров с рыжими мешками, двух заразителей, одного брута и одного разделяющегося некроморфа, в то время как на Ишимуре народу куда больше. может, это о чем-то говорит, а может, я проглядел еще несколько видов хд
(особенно меня интересует брут: откуда он, блеат, вылез??)

— хм. Айзек должен притащить Обелиск обратно на планету, чтобы "сделать их едиными" (и это я Николь цитирую), но некроморфы все равно пытаются его порвать. ??? ??? Обелиск отрастил себе личность и особое восприятие кэтч-фразы? Разум Роя не хочет запускать Схождение? что тут происходит вообще?

— судя по СОВЕРШЕННО БЛЯТЬ ОДИНАКОВЫМ щупальцам Левиафана, той хуйни на корпусе и Разума Роя (и чего-то непонятного в третьей части), такие себе отращивает любая хуевина, достигшая определенной массы (подозреваю, около 10 килотонн - по крайней мере, вес у Левиафана именно такой).
с другой стороны, Нексус из третьей части как-то не вписывается... впрочем, он не из людей был сделан, так что норм. кто вообще сказал, что это было не какое-то изначально большое существо? хд в инопланетном городе вон какие большие некроморфы стоят и никого не трогают (если их не подогреть, как сделала одна из команд исследователей)

— перед битвой с Разумом Роя глюк Айзека (aka Обелиск, в виде его девушки, Николь) говорит, что "мы снова едины". я видел теорию, что все Обелиски действительно связаны с Луной Тау Волантис, которую мы случайно собираем в третьей части (а потом убиваем), но это туда не вписывается. это вообще не вписывается в Братство Лун. и что-то я не заметил в конце первой игры Схождения!
может, конечно, она имела в виду "я теперь навсегда застряну в твоей голове, муахахаха", но вряяяяд ли Луны действительно так пристально следили за Айзеком на тот момент.

@темы: детка, ты просто космос...мертвый космос

---

ну-с, пошли выкладки.

@темы: bloody hell, песни китов, зфб, резидент ивел, умелые ручки и зоркий глаз

---

бляпиздец, не могу, это настолько Эрин

@темы: любить!, умелые ручки и зоркий глаз